А разбитная девка Маруся из правления тоже была не из простых. И повидала всякое. Но все больше какую-то ерунду. А казалось бы лакомая баба с работой и жилплощадью. «Как луна, как дыня самаркански красивый, чистый молодой женщин, — заметил наблюдательный разнорабочий ТСЖ Навзод, когда первый раз увидел ее в правлении. — Только голова совсем нет и говорит всякое. И зачем такое говорит непонятно».

Маруся была птица высокого полета, случайно залетевшая в управление эксплуатации. У нее над столом висел календарь с замком Нойшванштайн осенью. Сложное название замка она выговаривала почти без запинки, только иногда вместо «лебедя» выходило «свинья». Маруся как раз рассказывала главному бухгалтеру ТСЖ Елене Марковне про свою связь с представителем внеземной цивилизации и не запомнила Навзода, который соискал позицию разнорабочего, для чего явился в правление на собеседование. Причем без малого не опоздал. Зато после трудоустройства Навзод больше никуда не торопился и никогда не приходил вовремя.

Корпулентная дама Елена Марковна неожиданно слабо разбиралась в ксеноморфах, хотя по своему предпенсионному возрасту и склочному нраву относилась к типу землянок, вызывающих у пришельцев живой интерес. Но более культурного собеседника у Маруси в правлении ТСЖ не нашлось. Инженер теплосетей Семен Игоревич ползал по цокольному этажу среди своих ржавых коммуникаций. А сантехник Николай… Да что со скотины взять? У него на все — только поржать. Позитивный, сука, мыслитель сантехник Николай — ни слова в простоте.

С инопланетянином получилось довольно двусмысленная история. Во-первых, разбитная девка Маруся все же была женщиной одинокой, а тайный визит незнакомого существа, да еще ночью, в ванной… Хорошо не в санузле! Во-вторых, ничего, конечно, у Маруси с пришельцем не было, да и не могло быть по целому ряду причин, о которых ниже. Но кто ж поверит одинокой молодой женщине? Кому скажи — кроме Елены Марковны, само собой — так еще ославят на весь дом.

А дело было так. Если коротко, в двух словах, то вот: ничего не было. Только инопланетянин. Он-то как раз был скорее мужчина, судя по его верхней половине. Нижнюю скрывали какое-то мутноватое свечение и клубы пара. Пар валил из треснувшего змеевика, на котором сушились два кружевных бюстгальтера без косточек, с наполнителем, и мохнатая тряпка от патентованной швабры из интернет-магазина. Если бы не этот плюющийся и шипящий змеевик, может быть Маруся и проспала бы свой контакт с инопланетной формой жизни.

«Да чтоб тебя!» — сказала она, щелкнув выключателем. Но лампа не вспыхнула. Вместо этого сквозь клубы пара из-за сдвинутой к стене целлофановой шторы над ванной распространилось тусклое сияние. Нежное и розовое, как свежее сало. Или может быть серебристо-алюминиевое, как Марусин новый айфон, зарядку от которого она забыла давеча в правлении. Не то чтобы Маруся страдала дальтонизмом, но вот цвета — это всегда как посмотреть! Она скосила глаза и ванная комната вновь окрасилась красивыми, сальными лучами. И теперь, приглядевшись, сонная девка увидела безволосое продолговатое туловище мужской комплекции, колышащееся в углу над треножником с китайским рукомойником в итальянском стиле.

Удивительно, однако страха у Маруси не было. А у пришельца не было головы. Отполированная до зеркального блеска шишка над его широкими плечами округло стекала вниз. Гладкие, как металлопластиковые трубы сантехника Николая, руки свисали по бокам и ничем не заканчивались. Ноги и промежность белой фигуры, и все чему у гуманоида предполагается быть ниже пояса, Маруся рассмотреть не успела, и впоследствии решила, что нечего там было и рассматривать.

«Да ты никак с бюстом в ванной обжималась, проказница?» — дерзко пошутил сантехник Николай. Позднее этот юмор стоил ему премии и письменного выговора «за отсутствие на рабочем месте в установленное должностной инструкцией время». Он первым «по горячим следам» услышал отчет Маруси о ночном событии, когда утром явился чинить змеевик и заделывать идеально ровно, как по линейке, просверленные дырки в канализационной трубе.

«Он их лучами из глаз пробуравил? как Супермен? хорошо не на кухне контактировала — там газовые трубы». Среди суперспособностей сантехника Николая не значилось умение располагать к себе людей.

Никакого объяснения ни дыркам, ни лопнувшему змеевику у Маруси не имелось. Единственное, что пришло ей в голову — бессмысленное словосочетание «квантовая запутанность», но к чему оно, и что означает? Возможно, пришелец прочистил ей мозги инопланетными технологиями. А может он… нет, Маруся решительно не понимала, чем обязана такому вниманию расы межгалактических воинов-тестикулатей. Кого-кого? Да черт знает откуда это взялось!

Точнее Маруся сказать не могла. Она действительно не помнила ничего с того момента, как открыла дверь в ванную и увидела… увидела что? что увидела-то? Она не помнила. Не помнила как плакала от счастья, сидя на краешке финского унитаза среди бесчисленных звезд и галактик. Не помнила, как танцевала во влажных клубах пара, не касаясь босыми ногами кафельной плитки на полу; как писала пальцем на запотевшем зеркале громоздкие формулы, а они сами собой превращались в другие, еще более запутанные. Не помнила, как ночной гость проделал отверстие в выступе над плечами и, шевеля краями, исполнил оттуда голосом Федора Ивановича Шаляпина романс Михаила Ивановича Глинки на стихи Василия Андреевича Жуковского:

«В двенадцать часов по ночам
Из гроба встает барабанщик;
И ходит он взад и вперед,
И бьет он проворно тревогу.
И в темных гробах барабан
Могучую будит пехоту;
Встают молодцы егеря,
Встают старики гренадеры,
Встают из-под русских снегов…»

Хотя, нет! обрывки мелодии, слова — что-то накрепко засело в ее голове. «Нойшвайнштайн и Нойбиберг — это две разные метавселенные. А Нойбиберг по-немецки значит «крыса»! Все мы крысы. Все до единого. Понял, дупло?» — с горечью сказала Маруся далекому от высоких материй сантехнику Николаю, запихивающему промасленную паклю в дырку, и оглядела себя в зеркале.

На душе у разбитной девки Маруси было пусто. Голова трещала как от похмелья. Из правления ТСЖ дважды звонили — пожарный инспектор вылакал весь растворимый кофе в ожидании забав. День обещал быть нервным: предстояло ходить по этажам и штрафовать проживающих в доме землян, чтобы они убрали свои коляски и велосипеды, которые загромождают проходы на общую лестницу.

Всё.

Михаил Косолапов
23.02.2022

Однажды инженеру теплосетей Семену Игоревичу прислали с незнакомого номера дикпик. «Зачем такое? Чьи-то глупые шутки», — рассудил он, но на всякий случай позвонил на работу гражданской жене. Она называлась в контактах Семена Игоревича «роднуля». Это чтобы не путать с первой женой — «Аришей», которая звонила в конце каждого месяца по поводу алиментов.

«Ты чего трезвонишь посреди дня? Умер кто или с работы выгнали?» — сказала «роднуля» вместо «алло». Семену Игоревичу стало ясно, что с этой стороны подвоха ждать не надо.

В каптерку заглянул сантехник Николай. Руки у Николая были в солидоле. «Похоже не он», — решил было Семен Игоревич. Штаны у Николая, однако, тоже были в солидоле. «У тебя, Николай, смартфон какой модели?» — зашел с подвохом Семен Игоревич. «Какой у всех. Тебе зачем? Думаешь, я с жильцов деньги тяну? Миллионы, блядь, нажил. Пошел ты…» «Да тихо ты, разошелся! У меня тут видишь какое дело…» — сказал Семен Игоревич, прижимая большой палец к черной засаленной поверхности своего аппарата.

Николай посмотрел на дикпик и заржал. Было от чего. Дикпик был черный. Это обстоятельство Семен Игоревич от волнения упустил. «Не там ловишь, Семен Игоревич, лучше Навзода спроси». Николай в душе был мракобесом и придерживался консервативных взглядов не только на паклю и резиновые уплотнители.

Разнорабочий ТСЖ Навзод с метлой поперек груди кемарил на лавке у подъезда. «Зачем плохо думаешь бедный Навзод, начальник? Обидно говоришь, телефон-шмелефон, зачем своя порнуха мне в лицо тычешь? Тьфу на тебя, шайтан!» Инженер устыдился, поскольку считал себя человеком интеллигентным и даже однажды перечислил 500 рублей в фонд борьбы с коррупцией…

Главный бухгалтер ТСЖ Елена Марковна с разбитной девкой Марусей из правления молча пили чай на рабочем месте. Елена Марковна пила со шпротой на армянском лаваше, сидя в юрком икеевском креслице за столом. Разбитная девка Маруся чавкала зефиром, опершись на столешницу из искусственного дерева туго обтянутым юбкой из искусственной кожи задом. Она любила сладкое. Телевизор в углу сипло гавкал анекдоты голосом юмориста по кличке Бульдог.

«Обед!» — заорали обе, не поворачивая головы. Семен Игоревич испуганно захлопнул едва приоткрытую дверь, отпрыгнул вбок и стукнулся локтем о трубу отопления. С потолка отвалился и шлепнулся на линолеум увесистый кусок штукатурки.

«Вот Семен Игоревич заходил за сметой или свой дикпик показать», — задумчиво сказала Елена Марковна, облизывая жирные пальцы. У сантехника Николая были золотые руки и раздвоенный язык без костей.

Маруся ухмыльнулась, доела зефир, размазала помаду по губам салфеткой и переменила ноги. Бульдог в телевизоре взвизгнул и ушел на рекламную паузу. Разнорабочий ТСЖ Навзод неловко стукнул метлой припаркованный под окном хундай-солярис и бранился с его хозяином. Смеркалось.

Расстроенный Семен Игоревич заперся в своей каптерке и смотрел в стену. Рабочий день клонился к закату. «Черный дикпик во внутреннем кармане пиджака стучит в мое сердце», — уныло думал инженер. Выцветшая схема эвакуации при пожаре не радовала его — прежде такого не случалось. Нужно было действовать решительно. Семен Игоревич потянулся к шкафу, отворил скрипучую дверь и вынул раскрашенного Щелкунчика из папье-маше.

Рычаг на спине куклы, которым управлялась пасть для колки орехов, давно отломился. Красный прямоугольный рот Щелкунчика был настежь распахнут в безмолвном крике. Кариозные, потрескавшиеся зубы нижней челюсти заклинило в районе пупка. Щелкунчик выглядел злобно, будто ему во дворе поцарапали лопатой хундай-солярис.

Телефон в глубине пиджака затрясся и запиликал крысиным голосом «Вальс цветов» из балета «Щелкунчик». Семен Игоревич сам установил эту мелодию на звонок после того, как они с будущей гражданской женой в начале знакомства сходили на дневной спектакль в Большой театр. «Роднуля звонит. Про мусор напомнить», — подумал инженер, но отвечать сразу не стал, а вместо этого достал из ящика стола недопитую фляжку дагестанского коньяка и поставил рядом с куклой. Поперек этикетки перманентным маркером значилось «Допей меня».

Вода запищала в стене глубоко. Смартфон не унимался, делаясь все громче и громче. Семен Игоревич посмотрел в захватанный пальцами экран. Из черного зеркала на него уставился дикпик. Он был так похож на самого Семена Игоревича с длинным носом и в покосившихся очках, что инженер теплосетей машинально потянулся рукой поправить дужку, хотя никогда в жизни не ходил к окулисту и очков не носил.

«Врешь, не возьмешь!» — погрозил он пальцем Щелкунчику и сунул ему в пасть трясущийся, завывающий «Вальс цветов» смартфон. «Жри! Да будет присно» — произнес Семен Игоревич, схватил фляжку и допил коньяк. В дверь снаружи постучали. Волшебная музыка Петра Ильича Чайковского заполнила конуру. Инженер начал стремительно уменьшаться в размерах, пока не превратился в необычно крупную трехголовую крысу величиной с корги. Его брюки свалились на пол.

Из-за двери неразборчиво матерился сантехник Николай. Разнорабочий Навзод совал снизу в щель прутья метлы. Главный бухгалтер ТСЖ Елена Марковна возмущалась: «Ну нельзя же так!», а разбитная девка Маруся из правления как заведенная повторяла «я не хотела, я не хотела».

Крысиный король Семен Игоревич пошевелил вибриссами на центральной голове, как будто принюхиваясь, левой головой посмотрел на дверь, правой укусил ножку стула и, величественно ступая на задних лапах, пошел за шкаф. Клетчатая сорочка волочилась за ним как мантия. Там в углу, за наглядной агитацией и схемами домовых теплоцентралей был его тайный ход в подвал. «Кролик белый, куда бегал», — пропищала правая голова Семена Игоревича, прежде чем исчезнуть в норе. А две другие молча переглянулись.

Всё.

Михаил Косолапов

07.02.2022

Все черногорское побережье от Бара до Котора можно без спешки пройти за сутки туда и обратно. Но если в ваших планах забраться на которскую крепость, переночевать на буйке у рыбного ресторана в Бигове, подняться по 25-коленному серпантину в Ловчен, чтобы с километровой высоты оценить масштаб Бока-Которской природной аномалии – торопиться не стоит. Мы никуда не торопились, высаживались на остров у Пераста, бродили по заброшенным штрекам военной базы на Луштице, осматривали форты, заказывали экскурсии в Острог, на Шкадарское озеро, купались в бухтах – температура воды в майской Адриатике почти такая, как у побережья Турции в апреле – делали все, что полагается отдыхающим, и все равно уложились в стандартную чартерную неделю. Даже осталось полдня на устричную ферму (традиционно мясная черногорская кухня осваивает моллюсков, следуя за ожиданиями туристов).

Несуразная ривьера

Самая дорогая марина обнаружилась в Будве. Она состоит из двух частей: набережной под стеной старого города, где в лучшие годы было не протолкнуться от среднеразмерных (по 20-30 метров) моторных яхт, и гостевого понтона для моторок помельче и чартерного флота. Набережную прикрывает мол со спортивным бассейном, в котором бултыхается среди мусора видавшая виды полузатопленная рыбацкая шаланда. В начале мола белеет скелет заброшенного ресторана. Шесть лет назад в нем проводили закрытые вечеринки black-tie для владельцев моторок и будванского бомонда. Фейсконтроль отсекал недостойных в очереди, девицы в коктейльных платьях разносили коктейли, приглашенные татуированные диджеи играли сеты, а художники делали «видеомэппинг» прямо на средневековую кладку городской стены.

За несколько лет Будва похорошела и разрослась вверх. Усилиями местных застройщиков она явно движется от шалманов Геленджика в сторону набережной Монако. Цитадель застройщиков хорошо просматривается с променада: они оккупировали полуостров Завала в дальнем конце бухты, превратив реликтовый хвойный лес в муравейник дорогих вилл из стекла и бетона. Любой абориген охотно расскажет историю про «русского еврейского олигарха», у которого другие «русские еврейские олигархи» с помощью знаменитой черногорской коррупции отжали черногорское побережье.

Надо сказать, в марину Будвы я пришел отчасти под парусом, отчасти меня притащили на буксире. Дело в том, что по дороге мы потеряли винт. Остановились выкупаться в бухте Добра Лука и — пока стояли на якоре — винт исчез, растворился в море. Должно быть пришло его время, и он ушел не попрощавшись. То есть, при постановке на якорь мы еще маневрировали под двигателем, а после того, как снялись — уже нет, только дергали паруса, уворачиваясь от соседних лодок.

Полако и ништа

Есть такое черногорское слово на все случаи жизни – «полако». Оно значит примерно то же, что испанская «маньяна», примерно то, что написано на моей желтой наклейке: Don’t Panic! Нет винта? Полако, дойдем под парусом или поймаем по дороге буксир. Марина не отвечает на запросы по рации и телефонные звонки? Полако, обвешаемся кранцами и пришвартуемся под парусом – места сколько угодно: закинем швартов, а там уже руками воткнем обездвиженное плавсредство куда надо, и будем ждать французов из чартерной компании, которые, конечно,  никакие не французы, а черногорцы, и у них не просто «полако», а еще и «ништа» (это значит «вообще не парься ни о чем, никуда не спеши, выпей раки со льдом или сухой «вранац»: мы едем, едем и когда-нибудь обязательно приедем»).

Жителю равнинного мегаполиса бывает непросто приспособиться к местному пляжному или высокогорному темпу жизни. Поспешность, эффективный менеджмент, быстрые решения – это определенно не про Черногорию. С другой стороны, разве не от суеты мы сбегаем в Бока-Которский фьорд, который при ближайшем рассмотрении никакой не фьорд, а расположенное на уровне моря высокогорное озеро?

Вот все здесь так! В смысле, с подтекстом, то есть «через жопу». В обычной жизни заменить винт — 15-20 минут работы аквалангиста, а в Черногории за винтом надо ехать куда-нибудь в Хорватию или заказывать во Франции, так что проще пригнать на замену лодку из Порто Монтенегро. Тем более, Тиват неподалеку, всего 25 миль.

Страна-пиксель

В маленькой стране все неподалеку. До Бара, где в сравнительно недорогой и защищенной марине зимуют лодки русских яхтсменов, 10 миль по побережью в противоположную сторону. Однако, если вы не яхтсмен, вам точно нечего делать в невзрачном Баре, разве что смотаться на пару часов в предгорья на руины старого города.

Или пройти еще 10 миль в сторону пограничного с Албанией средоточия югославского нудизма 1970-х на островке Ада Бояна. Или остановиться на пару часов в Ульцине, чтобы бегом оценить тамошний замес неугомонного балканского ориентализма. Швартоваться в Ульцине можно только у открытой стенки, и только если сильно повезет с погодой. Такова двойственная сущность черногорского круиза: либо удобно стоять, но нечего смотреть, либо интересное место, но негде встать.

Главная яхтенная марина в Черногории — тиватский Порто Монтенегро. Огромный прямоугольник, к наружным стенкам которого цепляются теплоходы мультимиллиардеров, а внутренние пирсы занимают лодки попроще и чартерные яхты. Как ни странно, при всем прилагающемся гламуре, аппартаментах, бутиках и ресторанах суточная стоянка здесь чуть дешевле Будвы. Может быть потому, что ни делать, ни смотреть в Тивате за пределами марины нечего. Разве что морской музей с двумя старыми подводными лодками.

Об этом хорошо знают постоянные экипажи зимующих в Порто Монтенегро лодок. Я встретил знакомого капитана, который безвылазно просидел тут весь ковидный карантин, наел ряху и сильно прибавил в талии на местной мясной диете. «Какие развлечения? Это же Тиват! Видишь, напротив стоит лодка с англичанами. Они каждый день с одиннадцати утра дистанцируются пивом и к вечеру как крабы ползают боком по палубе, цепляясь клешнями за обвисший такелаж. И так уже полгода, такой у них дзен. Хозяин посудины приехать не может из-за ковида, а какой-то минимум им платит, чтобы за лодкой следили. Вот они и следят. Сами наследят – сами и уберут!»

Русский жемчуг

С внешней стороны мола громоздится темно-синее 107-метровое строение «Black Peаrl» с тремя поворотными 70-метровыми мачтами, парусами из солнечных панелей, всякой экологией и энергосбережением по периметру. Судно стоит с наветра, и порывы с гор иногда наваливают «жемчужину» на пирс. Очевидцы вспоминают, когда в сезон зимних ветров ее гигантские кранцы лопались с оглушительным грохотом, перепуганный народ выскакивал на набережную: что за черт, террористический акт или американцы опять бомбят Бока Которску?

Утром на баке «жемчужины» выстраивается разнополая интернациональная команда в форменных поло и бейсболках. Седоволосый мужик — боцман, наверное — ходит перед строем, по-английски раздает матросне задания на сегодняшний день, выписывает пистона за вчерашний. Само собой, хозяин плавучей инновации какой-то русский денежный мешок с контрастной фамилией Бурлаков. Уж не знаю, где он наколбасил столько денег, чтобы хранить в этой дыре самый большой в мире парусник.

Всего в Черногории пять мест с маринами: Бар и Будва снаружи, на открытом побережье, а в самом заливе — Тиват, отель «Лазуре» рядом с Херцег-Нови и, чуть подальше во фьорд – комплекс азербайджанских апартаментов, к которому прилагается марина «Портоново». Все остальное, включая «марину Котор», где мы брали и куда вернули лодки – это понтоны, ресторанные пирсы или просто буи без сопутствующей яхтенной инфраструктуры. Оно и к лучшему: совершенно незачем засорять виды Которских или Рисанских горных склонов частоколом мачт.

Осознанная необходимость

Что важно для путешественника по раздробленным на более-менее национальные уделы Балканам: в Тивате есть ПЦР-лаборатория. Срочный тест стоит 50 евро. Мы сделали один на всех, а потом поменяли в файле паспортные данные, фамилии и сгенерировали новый QR-код на случай, если, скажем, сербским или боснийским пограничникам приспичит изображать из себя медицинский персонал. Теперь приходится думать о подобной ерунде. Перед майскими праздниками Черногория объявила, что будет пускать российских туристов без теста на ковид. В результате этого по-черногорски безответственного заявления непредусмотрительных, доверчивых граждан без теста не пустили в Москве на борт самолета.

Авиаперевозчики отточили «холистическую аргументацию» и любую отмену рейса объясняют всемирной пандемией. Скажем, я добирался в Черногорию через Белград не только потому, что люблю балканские серпантины и каньоны, и давно хотел посмотреть этнодеревню Кюстендорф/Дрвенград режиссера Эмира Кустурицы с сербской стороны границы, и туристический Андричград, к которому он тоже приложил свои руку и деньги, с боснийской. Дело в том, что Аэрофлот за три месяца исхитрился дважды отменить прямой рейс из Москвы в Тиват (не забывая всякий раз повышать цену на билет).

У Сербии одни правила на въезд, у Боснии другие, а у Черногории третьи – независимые страны вольны самоутверждаться каждая на свой манер. Поэтому разумному и предусмотрительному путешественнику следует обложиться справками, медицинскими страховками, сертификатами о вакцинации на все случаи жизни. И хотя местные пограничники тоже знают словечко «полако» и, в целом, следуют этой максиме балканского здравомыслия тем чаще, чем дальше от аэропорта расположен пограничный переход – расслабляться не стоит.

Сегодня пускают с ПЦР, завтра придумают паспорт вакцинации, «малиновые штаны», колокольчик в нос для переболевших или индивидуальный код прибывающего, как в Турции… Желаете путешествовать? Значит вариантов у вас нет: вакцинируйтесь, чипируйтесь, покупайте «малиновые штаны», намордник или скафандр — делайте как скажут. До «свободы под парусом» нужно еще доехать. Объявленная пандемия утвердила в нас понимание свободы, как осознанной необходимости: вы осознаете необходимость путешествия и принимаете все связанные с этим ограничения, риски, ущемления личных свобод. А парадокс в том, что отвергающий все запреты и ограничения истинно свободный путешественник сидит дома.

Михаил Косолапов

29.04-09.05.2021

Сербия-Босния-Черногория

(сокращенная версия журнал Yacht Russia,июнь 2021)

Первая и последняя русская регата сезона весна-лето 2021 в Турции FirstByFirst Lights с борта яхты ‘Sophia-Maria’ (Oceanis43):

Из окна гостиничного номера хороший вид на унылый променад курортного Гечека. В восемь вечера запираются продуктовые магазины, в девять начинается «комендантский час». В Турции вспышка ковид: уже 50 тысяч заболевших в день и статистика ухудшается каждые сутки. В интернете пишут, страну закроют целиком, сотрут с карты и продезинфицируют. Шквалистый ветер треплет полотнища навесов над затаившимися лавками и кафе. Весь общепит официально работает только «на вынос». Неофициально можно посидеть в глубине у кухни, чтоб с улицы не цеплялись жандармы.

Беру «на вынос» кабаб, в отеле для постояльцев работает бар. Перспектива гибели от голода и жажды откладывается. Ветер к ночи превращается в штормовой.
В половине десятого в городе отключают электричество. Шторм повалил столбы и порвал провода. Хожу по номеру, свечу телефоном. WiFi едва жив, LTE лихорадит, 5G коварные китайцы сюда еще не провели.

Утром нашел свою лодку в новой городской марине. Пристроился с контейнером какого-то овоще-мясного гёзлеме и турецким чаем в бумажном стаканчике прямо напротив пирса. При этом турки открыто чаевничают как ни в чем ни бывало из нормальной стеклянной посуды, сидя за столиками закрытого заведения. Все они, по словам официанта — менеджеры ресторана и сотрудники.

Менеджеры и сотрудники гоняют чаи за столами, а туристы гнездятся по лавкам и газонам с пакетами и контейнерами в когтях. Такова изнанка карантинного туризма! Турция изнемогает в борьбе с ужасной всемирной напастью, которая грозит вымиранием туроператорам и организаторам парусных регат. Здесь ждут китайскую вакцину, ругают европейцев, зажавших «пфайзер» и «модерну», расспрашивают про «спутник». «Спутник — якши!» — прогундосил сквозь медицинскую маску турецкий маринеро, надраивая яхту перед нашим приходом.

Стена вокруг залива

Команда видит парусную яхту впервые. После инструктажа ветер удачно стих до умеренного, стал пригодным для парусных упражнений. За два сезона без туристов оживленный хутор в заливе Терсан сделался похож на ликийское захоронение. Ветрено и ясно. Когда шквалит — холодно, между заходами ветра жарко. В зарослях олеандров дурно кричат козы. В зеленой, прозрачной глубине бухты видны заросший мидиями канат и резиновая покрышка. Стаи мальков прячутся от солнца между гондолами катамарана.

Открыли купальный сезон и в лавировку проливами перебежали в Сарсалу, где намечен предстартовый банкет с бараниной и ракией. Казанская лодка ушла в Фетие: кто-то из команды уже сломал ногу, неловко спрыгнув на пирс. Яхта довольно опасное место, начинающим следует принимать ее малыми дозами и со льдом. Как ракию. И только привыкнув, можно безоглядно обжираться парусом сколько влезет. Примерно, как мы поступили с турецкой ягнятиной на банкете в Сарсала, где вдалеке от берегового карантина никому нет дела до медицинских намордников и социальной дистанции.

После двух гонок — треугольника и маршрутного офшора — встали «по-турецки» в проливе у острова Гемилер: якорь вперед, длинный конец с кормы назад. Остров-город 4-6 веков на удивление насыщенное историей место. Странно, что его пропустила вездесущая царица Клеопатра. Зато когда-то здесь открытым способом добывали мощи святого Николая Мирликийского. Поехали на шлюпке смотреть археологию, ликийский могильник и маяк на закате. Выйти на берег затопленного города можно где угодно, однако белым северным варварам хотелось культуры обслуживания и кассовый аппарат. Похожий на Эрдогана жулик тут же запрыгнул в будку и попытался собирать деньги на раскопки и консервацию мирового наследия. Дали ему только на раскопки.

Ночью следили за переносом авиарейсов на Москву по хилому 3G. Выпили все запасы из дьюти-фри. Наблюдали созвездие Орион с подозрительно мерцающей звездой Бетельгейзе в углу. Утопили ценные солнцезащитные очки.

Хозяйка очков с семи утра в холодной воде пытается достать утраченную собственность. Очки лежат среди камней на глубине семи метров. Хорошо видна сломанная дужка. И черная ласта из комплекта для ныряния. Ее хозяйка очков утопила, ныряя за очками. Полные решимости помочь советом участники регаты с соседних лодок предлагают последовательно: коньяк, яблоко, бросить якорь и спуститься по цепи, конструкцию из рыболовного крючка и электрода в качестве груза на леске. Все тщетно: ни ласта, ни сломанные очки не клюют на электрод. Наконец бесплодные усилия и одержимость ныряльщицы тронули дайвера-любителя. Он надел гидрокостюм и достал все, что смеялось над нами со дна.

Хамам Клеопатры

Ветра нет, штиль. Шесть часов моторим в Калкан под гротом (парусом). По дороге заглянули в грот (пещеру), прошли вдоль песчаной дюны (черепаховый пляж), купили полведра местной барабульки у рыбаков. И дважды выкупались. Склонная к морским купаниям матросня азартно ездит на канате за лодкой, рискуя плавательными трусами. Спортивный азарт отложен на следующий день. Или еще на день.

Сама безлюдная туристическая деревня в зеленых холмах удручает. Только сохнущие на берегу гулеты, собаки, другие собаки, три рыбака, еще собаки и два десятка «чипированных спутником», краснорожих от злого морского солнца русских яхтсменов. У аборигенов комендантский час, все закрыто. В полночь бунтовщики-османы устраивают шумные антиковидные пляски в порту, но бдительная полиция не дремлет и быстро пресекает ковидобесие. S7 опубликовал список рейсов на Москву, которыми собирается вывозить свою часть 30-тысячного корпуса русских туристов. На соседней лодке слушают Manowar, песню «Зурбаган» и звенят стаканами.

Сорок миль открытого моря под парусом до бухты Wall Bay. Там есть все, что нужно европейскому путешественнику в Турции: пресная вода, стеклянный ресторан, душ, волейбол, ликийская тропа, стена и купальня, разумеется, Клеопатры. Нет WiFi и электричества. И не надо! Все равно Турция — це Европа. Кстати, именно здесь, на раздвоенный и шаткий, как вектор устойчивого европейского развития, пирс неудачно спрыгнул в первый день регаты татарский степной яхтсмен. Удивительно, что он сломал себе только ногу! Год изоляции не прибавил нам здоровья и красоты. Павший в городском затворничестве иммунитет дает о себе знать обострениями подагры, вывихами, лютыми аллергиями, герпесом и красными, шелушащимися от перебора солнечного витамина D носами. Только лицемеру и мракобесу придет в голову сводить проблемы со здоровьем к обострению алкогольной зависимости.

Утром по ликийской тропе дошли до развалин хамама Клеопатры. История Турции состоит в здешних местах из Клеопатры, Николая Мирликийского, Ататюрка и Эрдогана. Но царица наследила гуще прочих. Ее пляжи и хамамы повсюду. Если бы Клеопатра прожила дольше, мир точно стал бы другим. Более загорелым на пляже и чистым после хамама. На радость Ататюрку. Или Эрдогану (подозреваю, это одно и то же).

Комендантский час для всех

Безлюдность украшает человеческие города. Вот как преобразилась Москва во время короткого весеннего карантина! Люди покинули улицы и заговорила архитектура, появилась линия, перспектива, обнажился смысл. Мы гулко шагаем по пустынному торговому району Фетие среди мертвых лавок и клубов. Никакого смысла в пустом Фетие нет. Только редкие коты перебегают рыночные переулки, украшенные сверху нелепыми шариками, цветными зонтиками, а по краям — безголовыми туловищами манекенов. Завораживающее зрелище: ни пира, ни чумы.

Хотя не весть какая чума все-таки бродит по ночным улицам. Безрассудно отважные турки с медицинскими масками на подбородках спят на табуретках перед своими темными заведениями и подвергаются риску заражения от редких прохожих. Туристам комендантский час пока не положен, можно идти куда угодно. Если готический ориентализм вымершего к ночи Фетие не привлекает, единственная возможность социализации — ресторан при гостинице и в марине. Иностранные гости без масок на подбородке едят и насыщаются, а самые дерзкие, презирая условности, открыто курят прямо за столиками на берегу.

За прошлые сутки S7 успел дезавуировать свои списки и придумать другие точно такие же. «Победа» прислала мне подтверждение рейса. Вечером в пятницу в Даламан едет первая партия вылетающих в Москву. Комендантский час теперь с семи часов и распространяется на всех без исключения. Думаю, все будет хорошо. Хищный, как полагают одни, но травоядный, как считают другие, российский режим вывезет все пятьдесят тысяч (к концу недели цифры подрастают) своих «заблукавших» в Турции граждан.

Возвращаемся в Гечек на базу, в самую гущу украинских лодок. Теперь отары водоплавающих киевлян заменят на время тучные московские стада в яхтенных маринах Турецкой ривьеры. Их президент пообещал народу благоденствие и войну до победного конца. Но не будет ни того, ни другого. Don’t Panic! А турки исцелятся и построят новый хамам Клеопатры или отремонтируют старый к нашему следующему приезду.

PS

В Даламан я летел «мужским рейсом», с яхтсменами, а возвращаюсь в Москву из Стамбула «женским». Даже «блядским». Полный салон профессиональных работниц секс-индустрии. Эффектные красотки и толстухи-мамашки в спортивных костюмах. Похоже, карантин ударил не только по путешественникам. Или может у девчонок закончилась вахта и рабочая виза, и бегут они от ужасов османского комендантского часа на обуздавшую ковид родину за бесплатной вакциной…

А как приедут домой, выйдут простоволосые в поле, вдохнут без маски и респиратора ясный, чистый русский дух, припадут к матери-березе, омоются слезами раскаяния, покроют оренбургским пуховым платком грешные головы, возьмутся за руки, как Катюша Маслова и Сонечка Мармеладова, как колесо «инь и янь», и покатятся за околицу по родимой стороне, осеняя себя крестным знамением… Все-таки зря я постеснялся спросить у неожиданных соседок по «боингу»: ротация это у них или бегство из охваченного чумой Царь-града.

Михаил Косолапов
16-17.04.2021
Гечек, парусная регата FirstByFirst Lights

(укороченная версия в майском номере журнала Yacht Russia)

Странное дело: в Турции разучились готовить кофе по-турецки. В этой стране вообще не представляют себе, что такое турецкий кофе. Эспрессо, капучино, американо из кофейного автомата – пожалуйста, на каждом углу. «По-турецки? – вытаращил на меня глаза улыбчивый хозяин хромированной, в огоньках и трубочках, автоматической  кофейной машины. Потом задумался, хлопнул себя по лбу, хитро подмигнул, показал мне коричневые от кофе и сигарет зубы и достал пачку молотой арабики Nescafe. — Видишь кофе? Он мой. Видишь эту прекрасную автоматическую машину для приготовления кофе? Она тоже моя. Мы в Турции. Я турок. Стало быть, все, что здесь есть, – турецкое. И что бы я ни делал, я делаю это по-турецки. Сейчас я засыплю турецкий кофе в турецкую кофеварку и сделаю тебе турецкий эспрессо или капучино. А если хочешь, сварю для тебя по-турецки ирландский кофе…»

Оказывается, кофе «по-турецки» умеют готовить только у нас. Турки называют напиток, приготовленный таким  экзотическим способом, «кофе по-русски».

Мой добрый собеседник не ведал, что маленькая жестяная емкость с плоским дном, слегка зауженным горлышком и длинной деревянной ручкой, называется туркой именно потому, что в ней готовят кофе по-турецки. То есть ее  прикапывают в ванночку с разогретым песком, а за неимением песка — на поверхность электрической плиты.

Как бы то ни было, с некоторых пор я вынужден пить исключительно растворимый кофе. Дело в том, что моей новой програмируемой электрической плите не нравится кофе ни по-турецки, ни по-русски. Ее утонченной  сенсорной натуре кажется унизительным кипятить воду в моих старых турках. Видите ли, она считает, что днища кофейных турок слишком малы для ее могучих конфорок, и не желает попусту расходовать электрическую энергию на всякую ерунду. А еще она не любит, когда на прекрасное черное зеркало ее стеклокерамической поверхности с нарисованными кругами конфорок попадает вода. То есть даже сварить на ней картошку нужно еще исхитриться — у кипящей в кострюле воды есть дурная привычка выплескиваться из-под крышки. Капли могут повредить чудесную поверхность, поэтому плита недовольно пищит и отключается.

Я-то по простоте душевной полагал, что ее назначение — молча нагревать снизу кострюли и сковородки. Ничего подобного: главная забота этой высокообразованной плиты — самосохранение, любую попытку приготовить на себе  еду она воспринимает как угрозу собственной безопасности и пресекает доступными средствами. Если бы конструкторы наделили ее способностью испускать ядовитое зловоние или бить хозяев по морде, она бы так и сделала.

Впрочем, к плите прилагается том инструкции, которая подробнейшим образом описывает все ритуалы и формулы вежливости, которые необходимо соблюсти, чтобы убедить ее работать. Эта мудрая книга стоит у меня на специальной полке, между полным собранием инструкций к автоматическому холодильнику на немецком языке и четырехтомником Instuzioni per l’uso (кажется, что-то о повадках посудомоечных машин).

О, посудомоечная машина! Я кормил тебя специальной  солью, поил благоухающей жидкостью из прозрачных фиалов, я вложил в тебя столько разноцветных таблеток с жемчужинами для блеска! И что, что я получил взамен? Облезлые чашки и недомытые сковородки. А ведь было время, когда мне казалось: ты навсегда избавишь меня от гнусной привычки мыть посуду руками.

Мы носим с собой мобильные телефоны, чтобы постоянно «быть на связи», но не отвечаем на звонки, потому что невыносимо «быть на связи» постоянно. Мы ставим на свои компьютеры последнюю, полностью автоматизированную версию Word, но отключаем все автоматические настройки, потому что они досаждают нам своей назойливостью. Чтобы ненароком не повредить драгоценную подвеску своего внедорожника, мы аккуратно объезжаем малейшую колдобину на шоссе. Мы покупаем посудомоечную машину и полощем в ней чистую посуду, потому что от грязной она может засориться.

Все к одному: революция вещей уже началась. Мы больше не повелеваем вещами, а прислуживаем им. Лучшие из нас, посвященные, те кому удалось постичь во всей полноте священную мудрость хотя бы нескольких инструкций по эксплуатации, достойны стать жрецами. Участь остальных жалка и унизительна. Стиральная машина диктует нам, что и в какой последовательности стирать. Плита требует пятичасового рабочего дня с перерывом на обед и отдых по выходным. Утюг навязывает свой взгляд на фактуру ткани и покрой одежды, а кредитная карточка пытается втюхать какое-то ненужное барахло. Это не голливудские выдумки, это обыденность, реальность, которая подкралась незаметно. Не верите? Зайдите ночью на кухню или в гостиную, оглядитесь и прислушайтесь. Они шуршат и таращатся на вас отовсюду своими злобными красными глазками индикаторов stand by.

Но не все потеряно, у людей пока еще остается возможность вернуть себе контроль над высокоорганизованными предметами. Во-первых, у нас есть союзники среди вещей. Их определить просто: отключите электричество. Те из предметов, которые не нуждаются в электричестве, — за нас. Старый верный молоток, вилка и нож, тележка, пианино, подсвечник, авторучка, бумажные деньги, шерстяной свитер всегда будут служить нам верой и правдой.

Во-вторых, ахиллесова пята высокоорганизованных предметов — интеллект, одновременно их сила и слабость. В этом они слишком похожи на нас, своих создателей. Они слишком эгоцентричны и потому им трудно договориться между собой, пока они находятся в постоянной межвидовой борьбе за выживание. Они все время пытаются урвать друг у друга функции и в результате дублируют самих себя до бесконечности. Цифровая фотокамера изображает из себя плохонький диктофон и пытается научиться снимать видеоролики. Видеокамера принимает телепрограммы и судорожно делает покуда еще дряные фото — научится, дайте только срок. Электроплита  вооружается будильником, холодильник входит в сепаратный сговор с модемом и процессором, программируемый чайник с пятью режимами нагревания воды и органайзером судорожно эволюционирует к способности различать ваш голос. Амбициозный выскочка мобильный телефон претендует стать вообще всем сразу вплоть до стиральной машины (бросьте в тазик с бельем водонепроницаемую мобилку оборудованную вибратором, и звоните на нее непрерывно до тех пор, пока белье не отстирается).

Все они пока еще разрозненны и сравнительно немощны. Однако у них есть могущественные покровители среди людей. Враг рода людского, Билл Гейтс, уже построил свой первый интеллектуальный дом как прообраз будущей тирании предметов. И если самого Гейтса, а заодно и его дом не поразят в ближайшее время громы небесные, то всем нам придется столкнуться, как стало принято говорить, с «вызовом», по сравнению с которым все прочие проблемы человечества покажутся детскими болезнями.

Времени у нас практически не осталось. Я смотрю на электронные часы в микроволновке, перевожу взгляд на холодильник — время то же. Показания электронных часов духовки, мобильного телефона и стиральной машины — как сговорились! — с  точностью до секунды совпадают с микроволновкой и холодильником. Мои наручные механические часы отстают на пару минут. Все правильно, так и должно быть. Две минуты — большой срок. Вполне хватит, чтобы  приготовить чашечку растворимого кофе. По-турецки.

Михаил Косолапов

«Новый Очевидец», 20.09.2004

Когда стало известно о том, что официально решено пересадить депутатов  московской городской думы на автомобили «Ауди А6″, а государственных министров,  их заместителей и руководителей федеральных агентств и служб — на БМВ, я почему-то сразу подумал о гориллах. Дело в том, что среди моих знакомых нет ни одного министра. Был какой-то завалящий депутат, и тот куда-то делся. Зато однажды на съемках одного рекламного ролика мне довелось работать с довольно известным российским шимпанзе по имени Капа (при ближайшем рассмотрении он оказался девочкой).

Сначала я настаивал, чтобы в главной роли снималась горилла, на худой конец — бабуин. Но мудрый, перевидавший на своем веку толпы министров, продюсер заявил, что, во-первых, горилла всех порвет на тряпки в первый же съемочный день, а во-вторых, в роли олигарха шимпанзе убедительнее. По сюжету Капа олицетворял жизненный успех: деньги, власть, славу — то, к чему стремятся социально ангажированные люди и чем пренебрегают деклассированные обезьяны. Ростом Капа был по пояс взрослому человеку, силой  превосходил двоих, а то и троих депутатов среднего возраста, носил смокинг, цилиндр с серебрянным знаком доллара и ездил на шикарном, продолговатом, как сосиска, белом лимузине в компании двух полуголых девиц. В багажнике лимузина лежал миллион в грубо нарисованной валюте.

Несмотря на свой звездный  статус, Капа проявлял нечеловеческую воздержанность во всем, кроме пищи (он методично сожрал все, до чего смог дотянуться), стоически, как идеальный депутат государственной думы от «Единой России», переносил внимание толпы и тяжелые оплеухи  дрессировщика. Я бы не задумываясь отдал за него голос, если бы он выдвинул свою кандидатуру на выборах федерального  уровня. Лишь один раз этот в высшей степени  человечный зверь позволил себе перейти границы приличий и слегка, самую малость, покусал шофера съемочной группы. Самая малость для шофера означала тяжелые увечья и наложение швов. Но будь Капа гориллой, у того вообще бы не было шансов остаться в живых. Абсолютно никаких. Потому что горилла так же относится  к шимпанзе, как шестилитровая «семерка» БМВ к какому-нибудь чахлому «Форду-Фокусу». Или как министр к фельдъегерю.

Есть в интимной жизни горилл особенность, которая роднит их с министрами: в стае горилл право на эрекцию делегировано самому достойному — стало быть, здоровенному и драчливому самцу. Так вот, пока вожак отстаивает свое право на эрекцию, остальные бесправные гориллы втихаря плодятся и размножаются. Власть автоматически наделяет любого высшего примата, в том числе министра, мнимым сексуальным превосходством. Таковое превосходство называется «имиджем власти». В интересах  государства  сделать это превосходство реальным. Ибо имидж легко разрушается, если хотя бы отчасти не соответствует действительности. До тех пор пока человечество, превратившись в бесполые световые лучи, не переселится к звездам, интенсивность и качество половой жизни людей, определяющих имидж власти, — министров и депутатов — будет оставаться делом государственной важности. Конечно, можно вместо «Ауди» и БМВ раздавать чиновникам и депутатам виагру, назначать дополнительные выплаты и пособия на походы в бордель, легализовать, наконец, проституцию, но правительство избрало гораздо более элегантный и менее затратный способ утвердить престиж власти: пересадить министров и депутатов на красивые автомобили. Странно, что никто не нашел это изящного решение раньше.

Доказано, что марка автомобиля влияет на сексуальную жизнь владельца. Журнал Мen’s Car провел соответствующие исследования и обнаружил, что владельцы БМВ, например, отличаются повышенной сексуальной активностью. По частоте совокуплений они и слегка уступающие им владельцы Ауди значительно опережают всех остальных автомобилистов. Следовательно, именно на БМВ и «Ауди» необходимо срочно пересадить государственных чиновников. К примеру, те, кто ездит на «Вольво» в среднем совокупляются в полтора раза реже. Это недопустимо! Ведь на представительских «Вольво» ездят депутаты Московской государственной думы и городские чиновники. Вероятно, это недоразумение объясняется тем, что когда-то московские власти выбором своих корпоративных автомобилей декларировали стабильность, мудрую рассудительность и семейные ценности, что в точности соответствовало ценностям бренда «Вольво». Его концепция — «автомобиль для жизни», безопасный, респектабельный и  неторопливый. Сколько спойлеров и мигалок не вешай на тоскливый и прямоугольный, как королевский дворец в Стокгольме, представительский Вольво, динамичнее он не станет.

В европейских странах есть особая категория водителей —  Volvo  drivers. Это обеспеченные, спокойные пенсионеры, для которых количество  подушек безопасности важнее мощности двигателя. Вроде тех, кто у нас ездит на «Волгах» (с поправкой, разумеется, на европейский достаток и менталитет). «Волга», «Вольво» — в общем-то одно и то же, даже названия созвучны. Представьте себе руководителя федерального агентства или, не дай бог, министра на «Волге». Что мы можем сказать о государстве, чиновники которого болтаются на заднем сидении саморазрушающегося корыта советской еще эпохи как ящики с рассадой? Только то, что государство это бесполо и тяжеловесно, как лохань с квашеной капустой на балконе, что у него нет ни средств, ни желания заботиться о себе и своих гражданах.

Но наконец-то государство деятельно обеспокоилось улучшением собственного имиджа. Давно пора подкорректировать его, добавить динамики, животной сексуальности и технологичности. Почитайте рекламный проспект блудливых «баварских моторов» — это же буря и натиск: «автомобиль будущего», «каждая его линия великолепна», «захватывает стремительностью и поражает своей внешностью», «попробуйте, испытайте, насладитесь», «страсть к совершенству», «удовольствие за рулем» – да, да, прямо за рулем! Лютый эротизм в каждой фразе. Мощь, темперамент и свирепые ноздри – общие черты имиджа гориллы и БМВ, которые должны, должны демонстрировать неодолимую мощь государства. Само расположение двигателя иллюстрирует работу правительства: заднеприводной БМВ толкает машину вперед, подобно тому, как правительство, пинком под зад побуждает к движению всю страну. Классический автомобиль с задним приводом идеально подходит для федеральной власти.

Для московского правительства и депутатов, которые активно занимаются   омоложением имиджа городской власти, больше годится переднеприводной «Ауди». «Сегодня прогресс обретает свои формы в новом «Audi A6″. Дизайн, изысканность и динамика — восхитительное сочетание». Сказано энергично и скромно, хотя чувствуется тот же посыл, та же мысль и эротика. К тому же компоновка Ауди точнее отражает функции городской власти. Двигатель как-будто тащит автомобиль за собой, как тащит за собой городские проблемы московское правительство.

Надеюсь, пропеллер БМВ или кольца «Ауди» на капоте улучшат потенцию государственных мужей, а через них поднимут и потенциал всей страны. Потому что теперь, когда проблема имиджа, будем считать, решена, правительственные чиновники и депутаты смогут посвятить себя работе. Все-таки, при определенном сходстве министров и депутатов с гориллами, между ними существуют значительные отличия. Горилла — зверь, поэтому она тождественна своему имиджу. А у министров и депутатов, представляющих власть, помимо имиджа есть миссия, ради которой они — по крайней мере теоретически — и стали министрами и депутатами.

Михаил Косолапов

«Новый Очевидец», 23.08.2004

(неопубликованное дополнение)

Представьте себе что было бы, если б депутаты подбирали себе машины сами, в зависимости от имиджа той партии, фракции или группы, к которой они принадлежат. Я даже придумал сюжет для социальной рекламы, призывающей налогоплательщиков скинуться на депутатские машины. На роли депутатов нужно взять обезьян, поскольку обезьяны, в отличии от министров, вызывают у зрителя позитивные эмоции.

Итак, обычное рабочее утро перед заседанием. Собираются думские партии и фракции. Либерально-демократические павианы паркуют свои желтые «феррари» рядком у бордюра. У самого главного — пурпурный «ламборгини». Он неловко выбирается из почти лежащего на земле пассажирского кресла. И вовремя! потому что черный «хаммер» с деловой мартышкой в очках за рулем с правой стороны, который безуспешно пытался встрять  между бурым «гелендвагеном» крупного нижегородского бабуина и серебристым «бентли» с яблоком на дверце и задумчивой японской макакой внутри, вдруг резко сдает назад, легко вдавливая в асфальт и без того приплюснутый капот итальянского монстра.

Ничего, ничего — показывает жестом главный павиан, все застраховано! Несколько машин с обезьянами в погонах перекрывают Охотный ряд. Обезьяны в штатском недовольно следят за ними. Суровый гамадрил из народа смачно плюет в сторону Тверской и захлопывает дверь коллекционной советской «Чайки». Точно такой же, как у номенклатурной гориллы, только без пижонских литых дисков, а с настоящими, еще советскими хромированными колпаками на колесах.

Один за другим подъезжают автобусы парламентского большинства. Коммуникабельные шимпанзе парами выпрыгивают из автобусов и вразвалку направляются к входу. Первый обезьян с флажком в руке указывает дорогу, замыкающий колонну фыркает на отстающих. Солидный, пожилой лемур ловко лавирует между припаркованными авто на своем самокате, спрыгивает на бордюр, одним движением подхватывает с земли, складывает в портфель свое средство передвижения и прыжком исчезает в дверях. Кажется, это был демократичный вице-спикер. Но какое нам дело до него, ведь из-за поворота уже появляется инкрустированный стразами черный горбатый «запорожец» на огромных колесах — знаменитый бигфут всенародно любимой панды…

Динозавры. Что с ними стало? Зачем и отчего они так скоропостижно (по геологическим меркам) умерли. И кто за это в ответе? Вот что меня по-настоящему волнует в споре «дарвинистов» и «креационистов», который на наших глазах мутировал от чистого теоретизирования в судебное разбирательство.

Напомню суть дела. Некоторое время назад религиозная старшеклассница из Санкт-Петербурга возмущенная школьным курсом биологии, который пренебрегает изложением теории божественного творения всего сущего и, соответственно, божественным происхождением человека в пользу богохульного дарвинизма и скотской эволюции, инициировала судебный процесс. Против кого? Да неважно против кого. Главное, чтобы по всей строгости. Чтобы в зале суда сошлись сомневающиеся во всем, включая «дарвинизм», ученые-биологи и знающие точные ответы на любые вопросы служители церкви — «креационисты», чтобы  выяснить раз и навсегда: кто же все-таки угробил динозавров.

И пусть «дарвинисты» не юлят, а отвечают по-существу. Если метеорит – пусть так и скажут: пали от космического форс-мажора. Если динозавров сгубило какое-нибудь иное недомогание или глобальное оледенение, или озоновая дыра – что там еще наука выдумает – да ради бога, так и скажите. Только вот вопрос: почему вымерли не все подряд, а только самые красивые и благородные? Яростные рапторы, задумчивые игуанодоны, величавые диплодоки, изящные плезиозавры и многие другие достойные представители мезозойской фауны пали, а всякая летучая и ползучая шваль вроде птиц и рептилий плюс наши с вами (если вы, как я, относите себя к животным) малопривлекательные млекопитающие предки выжили и теперь вполне себе преуспевают. Не в том ли дело, что при любой глобальной катастрофе лучшие и достойнейшие гибнут первыми, оставляя мир на растерзание суетливым мохнатым прохвостам? В чем биологический смысл гибели лучших? Может ли судьба динозавров послужить нам уроком? Ведь теперь мы с вами – высшая ступень эволюции, лучшие из лучших, выходит, мы первые в очереди на вымирание.

А что по этому поводу сказали бы «креационисты»? Пусть их теория, если можно так выразиться, умещается на одной странице книги и состоит буквально из нескольких, по количеству дней недели, утверждений типа: в такой-то день сотворил господь звезды, в другой день – курицу и морепродукты. Зато у них все очевидно и невероятно, а с тем и с  другим — не поспоришь.

Итак, если господь сотворил динозавров вместе с прочими зверями для какой-то благой цели, если Адам, давая имена животным назвал диплодока – диплодоком, а скумбрию – скумбрией, если до грехопадения все твари – и рептилии, и млекопитающие, и кишечные палочки паслись в райском саду в мире и радости – почему именно динозавры не дожили до наших дней? Почему на ковчеге Ноя именно для них не нашлось места? В чем они провинились перед господом, чем согрешили? Может быть их грех – гордыня?

Гиганты, дерзнувшие подняться в воздух на перепончатых крыльях, уйти в пучины моря, расталкивая толщи вод могучими плавниками, вознестись над облаками своей маленькой, горделиво сидящей на длинной шее безмозглой головкой. Не удивительно, что ангелы небесные прельстились видом гордых тварей, спускались на землю и вступали в половые связи с динозаврами, отчего произошло многообразие видов и, по видимому, запустился механизм эволюции, который все еще продолжает работать и вносить путаницу в наше стройное знание об окружающем мире, подаренное нам священным писанием.

Ну, конечно, они возгордились. Коварный враг рода человеческого с легкостью совратил прекраснодушных, но слабоумных динозавров, толкнув их на путь греха. Чего и говорить, если даже совершенный человек Адам, чей мозг был в десятки раз больше и в миллионы раз эффективнее мозга самого продвинутого динозавра и то не устоял перед искусителем…

Как бы там ни было, российская судебная система, увы, в очередной раз продемонстрировала свою вопиющую неспособность установить истину, поскольку обе стороны не могут внятно объяснить что же все-таки произошло. С динозаврами в том числе. Учебник биологии устоял. Человек временно признан потомком обезьяны, хотя «дарвинисты» не знают почему на ноевом ковчеге не хватило места динозаврам. А несчастная религиозная школьница покинула бездуховную Россию и отправилась искать правду куда-то на Карибы. Вот уж где поистине райское место.

Михаил Косолапов

(«Деловые люди» 2007, колонка «Напоследок»)

«Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера!»

Тарас Бульба.

Сколько лет украинскому флоту? Да кто его знает. Это как посмотреть. С одной стороны он появился в 1992 году, когда российское и украинское правительство подписали основные бумажки, по которым полагалось делить флотское имущество, военные базы, заводы, аэродромы, корабли и судьбы людей. С другой стороны, – и здесь нужно учитывать, что все последние годы поиск национальной идеи идет на неожиданно ощутившей бремя независимости Украине драматичнее, чем у нас —  если считать флотом казачьи струги, то вроде бы выходит, украинский черноморский флот лет на пятьсот старше российского. Я бы, со своей стороны, предложил вести отсчет от того корыта, на котором предки древних славян умудрились впервые переправиться через Днепр. Если хорошенько поискать, то где-нибудь в районе Запорожья обязательно отыщется выдолбленный из цельного древесного ствола дедушка украинского флота. И тогда его история может удлиниться на десять-пятнадцать тысяч лет.

Как бы там ни было, до последнего времени российский ВМФ и украинские ВМС, базирующиеся в Севастополе, праздновали День военно-морского флота совместно в последнее воскресенье июля. Но в 2006 году украинское правительство решило отойти от этой неподобающей для свободной и независимой державы практики и назначило днем украинского флота первое воскресенье июля. Что, лично для меня, оказалось чрезвычайно удобно, поскольку в официальной программе празднования значилась «Казачья регата» крейсерских яхт, а капитан одной из них любезно согласился подбросить меня морем из Херсона в Севастополь. Поэтому, в знак благодарности украинским властям, я готов добавить пятьсот лет к любому официально признанному возрасту украинских  ВМС.

Засланный казачок

Суть казачьей регаты состоит в том, что яхты из Запорожья, Днепропетровска, Херсона, Николаева, Одессы и вообще все желающие идут в Севастополь и там, в бухте, устраивают торжественное шествие по случаю военно-морского парада. В лучшие годы, говорят, собиралось по нескольку десятков крейсеров. Должно быть, эффектное зрелище.

В этот раз все было гораздо скромнее. Рано утром во вторник три яхты и один моторный катер вышли из Херсонского яхт-клуба и направились вниз по течению Днепра, чтобы принять участие в грядущем торжестве украинского оружия.

Удивителен город Херсон – несостоявшаяся южная столица России. Его невеликая трехсотлетняя история связана с именами Потемкина, Ушакова и Суворова. Здесь когда-то строились первые боевые галеры будущего черноморского флота Российской Империи. Устье Днепра в этих местах ветвится на множество рукавов и проток. Малороссийская сухая степь причудливо переплетается с водами великой реки, образуя острова с заросшими камышом внутренними озерами и живописными каналами (как их здесь называют – ереками). В мелководных лиманах можно стоять по шею в теплой, как парное молоко, воде, почти не различая далеких берегов с песчаными пляжами и потайными затонами. Вот где раздолье беглым холопам и лихим людишкам — сиречь казакам! Ощущаю на себе, как под плеск воды степенный Днепр-батюшка по-хохляцки неторопливо и обстоятельно перерабатывает «москаля» в казака.

Фарватер проходит по Ольховому Днепру. Речной теплоход «Павло Тычина» сердито гудит в нашу сторону и ползет в протоку на Голую Пристань. Какие названия – «Голая Пристань», «Ольховый Днепр», «Потемкинский остров»! Ветер лениво полощет паруса, под ногами мерно стрекочет дизель, снятый с какого-то списанного траулера и по крупицам восстановленный капитаном яхты. Все на судне  сделано его руками. GPS и электронный компас куплены у какого-то боцмана-пропойцы с греческого сухогруза и подключены к аккумулятору буквально за неделю до нашей встречи, как рассказывает капитан Петя. По его классификации: всякий владелец яхты — либо миллионер, либо маньяк. Капитан Петя – маньяк. В смутные девяностые он всеми правдами и неправдами выкупил у местного лесничества рыболовецкий баркас по цене дров – на вес, а после несколько лет кропотливо строил свою мечту прямо перед собственным домом, нервируя  завистливых соседей.

Капитан Петя такой же казак, как и я, разве что «державну мову» не только понимает, но и «разумеет». К регате он примкнул, подобно прочим участникам, по вполне практическим соображениям. Во-первых, толпой через море идти веселее. Во-вторых, пограничники —  а выход в нейтральные воды в пограничной зоне требует специального оформления – быстро, без лишних проволочек и обычной мзды выправили сопроводительные бумаги участникам военно-патриотического шоу. Ну, а, в-третьих, все равно яхты на лето уходят в Балаклаву катать туристов.

Казачий адмирал

В Очакове капитанам предстоит встреча с «погранцами» и казачьим адмиралом «Иванычем»  – влиятельным среди яхтсменов человеком, который уже не первый год пропагандирует свою казачью регату. Нам дают разрешение отдать швартовы у бетонной стенки в искусственной пристани, среди гниющих баржей, полузатопленных понтонов и плавучей строительной техники. Гнетущий пейзаж развалин позднесоветской стройки века.

После того как днепровская вода пошла по каналу в Крым, уровень реки упал, и соленая морская вода хлынула в лиманы. Чтобы перекрыть ей доступ в устье Днепра, решено было строить гигантскую дамбу от Очакова до Кинбурнской косы. Одну масштабную глупость предполагалось затмить другой, не менее величественной. К счастью, проект трансформации природы остался незавершенным, иначе украинское причерноморье постигла бы экологическая катастрофа.

От «проекта века» остались изрезанный карьерами высокий берег лимана, залежи гниющей техники и скрытые на полметра под водой монументальные сваи. Из-за них в районе Очакова даже сравнительно маломерные суда строго придерживаются фарватера. За день до нас, на одной из свай затонула шикарная моторная яхта из Одессы. Самодельные капитаны казачьей регаты долго и с чувством обсуждают беспечного коллегу, который умудрился на ровном месте утопить полтора миллиона баксов.

Организатор регаты – казачий адмирал Иваныч — оказался бодрым капитаном второго ранга в отставке. На беспросветно украинском языке он объявил, что другие участники прибудут сразу в Севастополь или не прибудут вообще, и ждать никого не будем.

Когда-то адмиралу довелось служить механиком на первом советском атомном ракетоносце. После выхода на пенсию кадровый советский офицер-подводник украинского происхождения поселился в Запорожье, где и обнаружил в себе казака. С этих пор всю свою энергию он посвятил патриотическому  воспитанию аполитичных украинских яхтсменов, по мере сил с переменным успехом обращая их в собственную «казачью» веру. Ее основные догматы таковы: участие в казачьей регате и свободное владение «державной мовой», что в малороссийском быту встречается пока не часто. Говорят здесь на мягком русско-украинском «суржике», иначе говоря, на «жлобском диалекте».

Я общаюсь с адмиралом Иванычем по-русски, с выраженным «ма-а-асковским» акцентом. Мне можно, я – «москаль». После нескольких рюмок коньяка и серии наводящих вопросов Иваныч, забыв «державну мову», на чистейшем русском языке рассказывает про разновидности советских атомоходов и сказочный город Северо-Двинск. Чем глубже казачий адмирал погружается в воспоминания, тем острее он переживает упадок и раздел  флота. «Ты себе представить не можешь, — говорит он с такой обидой и горечью, что я сразу же представляю себе чувства моряка. – Они сняли с кораблей все. Абсолютно все. Механику, электрику, все, что можно снять – сняли, что нельзя — испоганили. Провода выворотили. Я когда принимал эти корабли – плакал. Ну, как так можно поступать со своим кораблем?! Ни одной целой вещи, шлюпкам днища пробили!»

Я искренне сочувствую моряку. С другой стороны, мне ведомо, как молодая, «самостийная» Украина, заполучив боевые корабли, тут же продавала их на металлолом со всеми потрохами. «Хапнуть» под шумок боевой корабль (нехай буде!) и содержать его  (бильше не треба!) – совсем не одно и то же (так ото ж! а вже ж). Впрочем, Россия поступала ничуть не лучше. Что тут скажешь адмиралу Иванычу? Он не любит политику, он любит корабли.

Выходим в море в три утра, огибаем Кинбурн (где молодой Суворов, командуя малым гарнизоном, опрокинул в море многочисленный турецкий десант), и от Тендеровской косы (куда выбросился мятежный броненосец «Потемкин») берем курс на мыс Тарханкут – западную оконечность Крыма.

Казачий адмирал идет впереди на железной яхте «Кайман», переделанной из рыболовецкого траулера. Мы на деревянной «Екатерине» следуем за ним в кильватере, за нами – слепленная из стекловолокна и эпоксидки «Гаруда». Ее капитан, по слухам, контрабандист и авантюрист (а теперь еще и казак, как и все мы) похож на Федора Конюхова: клочная борода, несуразная панамка, обветренная рожа и безумный блеск в глазах. Четвертый участник казачьей регаты – моторный катер – уходит вдоль берега в Железный порт. Его дизель хватает воздух и глохнет уже на малой волне в Днепро-Бугском лимане. На такой посудине в море выходить рискованно. Таким образом, окончательно оформившаяся казачья регата посвященная дню украинских военно-морских сил в составе трех самодельных крейсерских яхт – железной, деревянной и пластмассовой — вышла в открытое море.

База украинского флота

И, как выяснилось, нарушила тем самым закон, согласно которому яхты не имеют права  покидать двенадцатимильную прибрежную зону без предварительного уведомления. Последствия не заставили себя ждать. В Стрелецкой бухте, которая была назначена местом временного пребывания регаты в Севастополе, яхтенных капитанов задержали и мгновенно отдали под скорый, неправедный суд, грозивший им штрафстоянкой и лишением водительских прав.

Тут-то и пригодился национально-патриотический статус регаты и многочисленные загадочные связи казачьего адмирала. Пока пограничные службы перепирались с капитанами, адмирал Иваныч взял командование на себя, «сел» на телефон и, обратившись к печатному и непечатному украинскому языку, несколько часов на повышенных тонах разговаривал со всевозможным начальством: от атамана крымского казачьего войска до командующего украинскими ВМС (уж не знаю кто из них влиятельнее). Скоро капитанов освободили, документы вернули, и, более того, к трем херсонским яхтам, пришвартовавшимся к военному буксиру, добавилась ялтинская посудина, капитан которой был согласен принять участие хоть в погромах, если это поможет оформить разрешение на извоз туристов.

База украинского флота, на которой мы оказались, отличается от очаковских руин разве что меньшим количеством затонувшей техники. Плавучее поселение, редкие обитатели которого – пенсионеры в драных тельняшках и юнцы-призывники – с утра до вечера под музыку радио «Шансон» лениво скоблят облупленные тральщики, буксиры и плавучие госпитали, прикрепленные намертво (не иначе как во избежание самопроизвольного утопления) кормой к пирсу.

Каждый день в девять утра у них построение: хрипатые динамики изображают горн, и на его звук из недр ржавых посудин вылезают, щурясь на яркое солнце, мятые гоблины. Капитан Петя, человек строгих морских традиций и дисциплины, неодобрительно наблюдает за перекличкой и последующим поднятием выгоревшего, едва различимо желто-голубого флага. «Разве это военный флот? Это инвалидная команда, – заявляет он. – Вот у нас, на БПК (большой противолодочный корабль) «Отважный» все было иначе. Каждый знал морской устав назубок. Все работало как часы. Вот это был флот».

БПК «Отважный» в 1974 году взорвался и затонул в море неподалеку от Севастополя. Капитан Петя чудом спасся. Во многом благодаря исключительному знанию морского устава.

Завод в Балаклаве

Балаклава в прошлом один из самых засекреченных и труднодоступных районов Севастополя. Все из-за того, что после второй мировой войны там построили подземный завод для ремонта дизельных подводных лодок. А других здесь и не было. Кроме завода, в толще скалы выкопали хранилище ядерных боеголовок, запрещенных в акватории Черного моря. Наши боеголовки хранились в Балаклаве в каморке площадью метров 50-60. Американские пылились неподалеку в Турции. Такое положение вещей устраивало всех. Кроме, наверное, жителей Балаклавы, которые по месту своего рождения оказались заложниками большой политики.

Завод закрылся в начале девяностых, а два года назад его объявили музеем. Осталось  внести его в список Юнеско как памятник архитектуры эпохи холодной войны. Ровно в 10 часов утра, с группой туристов заходим в тоннель, ведущий вглубь скалы. Лет сорок назад Джеймс Бонд отдал бы все, чтобы одним глазком взглянуть на эти коридоры и бетонные стены. Изгиб 600-метровой штольни насквозь протыкает подножье горы. Подводные лодки заходили со стороны Балаклавской бухты и, пройдя весь туннель, выбирались наружу с противоположной стороны.

Чудо инженерной мысли  напоминает полузатопленный метрополитен, тем более, копали  его метростроевцы. Я брожу по невзрачным тоннелям, лишенным всякого изящества и отделки, и слушаю  рассказ экскурсовода о том, как в середине девяностых (здесь, на Украине, мне почему-то очень многое напоминает о «девяностых») завод разворовали мародеры. «Кто-кто разворовал?» — пытаюсь уточнить подробности. «Да мы с вами!» – огорошивает меня неожиданным ответом экскурсовод. Ну, не знаю! Я точно ничего не брал.

В очередной раз убеждаюсь в том, что военные, чьими бы они там не были, равно далеки и от прекрасного, и от возвышенного. Их удел – бескрылая функциональность и убогая неприметность. Это надо же так исковеркать одно из красивейших в мире мест!

Мы выходим на свет из холодного, сырого подземелья. Уютная  Балаклавская бухта, очистившаяся волею печальных обстоятельств перемены времен от смердящих подводных лодок и ядерных зарядов, расстилается передо мной. Домишки сбегают к ляпис-лазурному зеркалу воды по выгоревшим от солнца склонам. На вершине горы над бухтой — руины генуэзской крепости. Вдоль набережной – парад яхт всех  мастей и рангов. Вот куда стремятся капитаны казачьей регаты! И это правильно. Место яхтам здесь, а не в отстойнике ржавеющих военных кораблей.

В дальнем конце Балаклавской бухты еще остались украинские сторожевики. Что они здесь делают? От кого они охраняют рыбные ресторанчики на набережной? Гнать, гнать беспощадно военных из этого дивного уголка. Пусть убираются прочь вместе со своими подземными заводами, подводными лодками, ядерными боеголовками, патрулями, шпионами и «режимом секретности». И русские, и украинские – любые — все до единого! Нечего им здесь делать. Пусть татары готовят на набережной жирный плов, а в ресторане по вечерам поют Макаревич, Верка Сердючка и певица Руслана (судя по афишам звезды эстрады уже освоили эти места), пусть наливные украинские молодухи сверкают загорелыми лядвиями. Пусть, наконец,  разноцветные яхты, доверху набитые  туристами, мирно скользят водной глади. А перед входом в бухту со стороны моря пусть огромными буквами напишут: «Территория навсегда свободная от военных!»

Репетиция парада

За два дня до начала торжеств весь способный самостоятельно держаться на поверхности воды украинский флот выстроился на севастопольском внутреннем рейде. Флагман ВМС  фрегат «Гетьман Сагайдачный» (по российской классификации – пограничный сторожевой корабль), большой десантный корабль (БДК) «Константин Ольшанский» и тральщик «Чернигов» (за две недели до парада его отодрали от пирса и замазали серо-стальной краской видимую ржавчину) смогли добраться до бухты своим ходом. Щегольски черно-голубой корвет «Луцк» (малый противолодочный корабль) притащили на буксире. Тем и ограничились. Единственная украинская подводная лодка «Запорожье» вроде бы уже пошла на металлолом. Остальные боевые корабли в ожидании продажи или утилизации  ветшают у стенок севастопольских причалов.

Судя по всему военный флот нужен Украине исключительно для представительких целей. Его главная боевая задача просто быть. Быть подтверждением украинского величия и видимым доказательством существования государства. Военный флот — это традиции и история страны. И чем больше проблем с исторической идентификацией и самобытной культурой у суррогатного государства, тем ярче должны сверкать его боевые корабли, тем грознее должны вращаться их орудийные башни, тем громче должны отдавать приказы адмиралы…

Казачья регата усиленная крейсерами севастопольского яхт-клуба нарезает широкие круги напротив Графской пристани, между «Константином Ольшанским», на палубе которого выстроились моряки в белой парадной форме, и точно таким же российским БДК, полосатые матросы на котором с любопытством наблюдают за репетицией украинского парада. Все-таки боевой корабль – это красиво! В глубине бухты виднеется флагман российского флота ракетный крейсер «Москва» (в прошлом «Слава»). Он почему-то выкрашен в голубой цвет. Может быть, у спонсоров не было серой краски?

С борта «гетьмана», украшенного разноцветными флажками, раз за разом раздается молодецкий рев – экипаж отрабатывает торжественное приветствие. На Графской  пристани ритмично скачут девицы переодетые в матросов. Диктор громовым голосом зачитывает по-украински текст о свершившихся и грядущих победах национальных ВМС. Мужской хор поет украинские народные морские песни. Перед памятником украинскому адмиралу Нахимову маршируют украинские офицеры: здесь будет парад, вручение именных морских кортиков и концерт украинских звезд эстрады. Ожидается ВИА ГРА и президент Ющенко. Надо же чем-то привлекать скептически настроенных горожан!

На следующий день я покинул город славы русского, а теперь еще и украинского флота, не дождавшись самого праздника. Впрочем, говорят, генеральная репетиция почти не  отличалась от парада, а президент Ющенко все равно не приехал, и не увидел, как яхты казачьей регаты во исполнение почетной национально-патриотической обязанности ходят кругами по севастопольской бухте…

Поезд медленно тащился вдоль бесконечных военных причалов. Я смотрел в окно на корабли, судоремонтные заводы, подводные лодки, плавучие доки, краны, какие-то укрепления, с давних пор окружающие город (вокруг Севастополя больше бетона, чем земли) и думал о нас. О казаках. Кто мы, откуда пришли и зачем? Нет ответа. Я открыл подаренную мне в дорогу повесть великого русского писателя Н.В.Гоголя (который знал Украину в основном по рассказам кормилицы) о судьбе русского казака Тараса Бульбы. Книга оказалась переведенной на «державну мову». В ней «размовлялось» о борьбе украинского казака Тараса Бульбы за украинскую «незалежность».

Михаил Косолапов

(«Деловые люди» 2006, колонка «Напоследок»)

Сейчас, когда этап первичного накопления капитала более-менее остался позади, нефть весело журчит в трубах, а запах газа нам сладок и приятен как дым отечества — в обществе на какое-то время воцарились покой и нега. Ну, там, «меньшие братья» вдоль границ слегка лютуют, но какое нам теперь до них дело? Кто сейчас в здравом уме и трезвой памяти по собственной воле поедет в Крым, когда до Турции с Кипром и Египта рукой подать? И кому надо тех «грузинских фекалий», когда вина вокруг — хоть залейся: хочешь французское, хочешь испанское, а надо подешевле – пей чилийское или южноафриканское. Магазины торгуют, рожь колосится, японцы отдают свои малолитражки в кредит за бесценок, скоро наступит демографический «бум», ипотека  нагрянет и станет еще лучше. Хотя, куда уж лучше. Лето, жара, галстук набекрень, работа не волк.

И тут, как гром среди ясного неба, электронной почтой на всю контору разносится ужасное известие – Team Building. Через неделю. Явка сотрудников строго обязательна. А «тим билдинг», если кто не знает – это летний кошмар компаний с высокой корпоративной культурой. Его заново открыли два-три года назад, когда у наемных сотрудников стали массово появляться уверенность в себе, стремление к  индивидуальной свободе и связанное с ними естественное желание работать меньше, а получать больше. Как иначе взболтнуть загустевший от стабильности персонал и реанимировать в каждом работнике подзабытое «чувство локтя»?

Раньше, в «застойные» времена, «тим билдинг» делали так. Сажали вперемешку всех сотрудников в грузовик или автобус и везли осенью на овощехранилище сортировать гнилье, или весной на поля — собирать гнилье. Совместный физический труд на свежем воздухе в грязи, дрянная погода, обязательное бухло в конце рабочего дня цементировали кариозные дыры межличностных отношений в коллективе крепче световой пломбы. За такой «тим билдинг» сотрудникам давали отгулы и платили зарплату. А то еще и по повышенной ставке, как за работу в выходные.

Сейчас, конечно, все изменилось и за «тим билдинг» надо платить. Контора платит деньгами, участники – слезами. Современный процесс сплачивания коллектива таков. Хрупкие, рыхлые тела офисных обитателей, местами покореженные фитнесом, со следами турбо-солярия на нежной коже, везут в заброшенный пионерлагерь. Причем, обычно это делается в выходной день. Будни — работе, выходные — «тим билдингу». Дальше тепличные корпоративные животные разбиваются на команды и, в соответствии с заранее разработанным корыстными психологами планом, подвергаются изощренным издевательствам на свежем воздухе. Приличные, вполне обеспеченные люди, отцы и матери семейств неловко лазают по деревьям, изображая из себя лемуров, форсируют какую-нибудь грязную лужу, нелепо болтаясь при этом на натянутых в воздухе веревках, ползают по-пластунски в траве, как идиоты-бойскауты, и пытаются перепрыгивать заборы, что тоже, разумеется, мало кому из нас доставляет удовольствие, начиная с двенадцатилетнего возраста.

Идея современного «тим билдинга» состоит в публичном унижении сотрудников, которые по мнению начальства (кстати, само начальство, как правило, не ездит на «тим билдинг», ибо фамильярность не доводит до добра) слишком зажрались на своих рабочих местах, возгордились и оборзели до такой степени, что смеют проявлять недовольство своей работой и коллегами (как-будто кого-то может интересовать их мнение!). Им, видите ли, кажется, что работа за компьютером слишком тяжела и бессмысленна, а коллеги все сплошь бездарны и завистливы.

Это все из-за стабильности. Она порождает в неокрепших умах ложное чувство уверенности в завтрашнем дне и желание отстаивать свои права. Надо просто показать людям по-настоящему тяжелую и бессмысленную работу,  опозорить их друг перед другом, избавить от нелепых мыслей о собственном превосходстве. Чтобы к концу «тим билдинга» коллективный разум сотрудников был способен порождать единственную, объединяющую людей вне зависимости от возраста, внешнего вида, служебного положения и жалования идею: «Когда же, наконец, все это кончится!»

Говорят, что выжившие после «тим билдинга» сотрудники работают с таким рвением, что последующий экономический эффект полностью окупает расходы на его проведение. Вопросы стабильности, поставок энергоносителей, споры о международном положении, миссия России, отношения с соседними странами и прочая ерунда больше не отвлекают персонал от работы. А в отпуск никого не выгонишь даже силком.

Михаил Косолапов

(«Деловые люди» 2006, колонка «Напоследок»)

Монашка в черном приподнимается с табуретки у входа в каморку, берет верхний диск из стопки, лежащей перед с ней, и включает CD-проигрыватель. «Я вернусь», — поет русский народный богатырь и поэт Игорь Тальков из маленькой черной коробочки, в которой теперь бьется и страдает его мятущаяся душа. И повторяет еще и еще: я вернусь.

Ему есть куда возвращаться. Во флигеле особняка Офицерского собрания, где разместился музей Игоря Талькова, заботливо подготовлено все, что может понадобиться поэту на первое время: одежда, обувь, гитара, усилитель и документы, включая трудовую книжку и почетные грамоты. Здесь его любят и ждут. Монашка делает музыку погромче, чтобы я не упустил ни единого слова.

Я озираюсь по сторонам. Кровавые штаны поэта висят на видном месте в стеклянном шкафу. В углу теплится лампадка. Монашкины пальцы, листающие тонкий сборник стихов, наверняка, пахнут ладаном. На стене рядом со штанами — фотографии, на которых видный мужчина — бывший носитель кровавых штанов — позирует в средневековой одежде русского князя. В княжеских одеждах мужчина выглядит решительно и скорбно, как подобает витязю, рожденному для подвига и муки.

Тяжек удел народного поэта. Коротка его жизнь. Чуден его дар. Да и сам он чуден и непостижим. Я брожу по маленькой каморке, где собраны реликвии, свидетельствующие о жизни и смерти Игоря Талькова, и не перестаю удивляться тому, как из всех этих бессмысленных и жалких вещей, из этого хлама складывается трагическая фигура певца земли русской.

Вот он в мешковатой несуразной форме стоит среди армейских друзей. На его лице глупая улыбка, такая же как у всех. На его голове глупая стрижка, такая же как у всех. И сама эта фотография словно взята из дембельского альбома, такого же как у всех. И кто бы смог разглядеть за всей этой нелепицей будущего соловья России? Вот черновики его стихов. Корявые строчки наползают друг на друга. Романтические вирши недалекого подростка. Суггестивная лирика. Иными словами то, что получается у 99 процентов недалеких подростков, берущихся слагать стихи. Почему же именно его, тальковская суггестивная лирика так тронула сердца россиян? Какие нежные стропила кособокой русской души ему удалось подпилить пластиковым медиатором своего… чего? Дара? Трудно сказать чего.

Вглядываюсь в черно-белое лицо Игоря Талькова на фотографии с какого-то концерта. Лик певца одухотворен, глаза вдохновенно прикрыты, левый кулак воздет к небесам, правый нервно душит гриф гитары, рот певца разверст — чудо извержения песни из чрева поэта запечатлено в самый драматический, кульминационный момент. Возможно, мгновение назад с его губ слетели слова «чистые пруды — застенчивые ивы» или суровый рефрен «Россия! Па-ба-бам!». Есть в его песнях трогательная простота и беззащитность. Подобные чувства порождает в зрителях несчастный музыкальный ребенок, которого родители устанавливают на табуретку посреди комнаты и заставляют исполнять гостям дома песню «во саду ли, в огороде».

CD-проигрыватель замолкает. Монашка поднимается, протягивает руку и снова нажимает на кнопку Play. Все начинается сначала, все возвращается на круги своя. Я вернусь, упорствует Игорь Тальков. Не дай бог. Я настороженно прислушиваюсь к его обещаниям. А ну как и впрямь вернется?  Войдет простоволосый и босой, в белой окровавленной рубахе с дырой на груди, окинет пронзительным взглядом зажравшуюся, бездуховную, развратную Москву, тяжко вздохнет и, внезапно, могучим ударом разобьет на тысячи осколков стеклянный шкаф и холодной после многолетнего небытия рукой сдернет со стенда свои последние, смертные штаны с бурыми пятнами засохшей крови. Наденет  пыльный концертный френч с георгиевским крестом, тронет гитару и запоет.

И его хриплый голос зазвучит над нами как набат, как вечевой колокол, как труба архангела, призывающего живых и мертвых на страшный суд. И праведные станут танцевать от радости, потому что песни его ритмичны и пригодны для танца, а неправедные будут закрывать уши и страдать от ужасной муки, потому что песни его невыносимы для слуха. И он станет править всеми людьми тысячу лет. Россия воссияет среди стран запада и стран востока. И будет процветание и покой для праведных, а неправедные позавидуют мертвым, бросятся с набережной в Отводной канал и потонут.

Михаил Косолапов

(«Деловые люди» 2006, колонка «Напоследок»)