Массовый фитнес уже отгремел свое и стал повседневной повинностью. Пятизвездочная Турция и Египет «все включено» давно никого не удивляют. Даже Индия – страна золотоносных муравьев величиной почти с собаку – истоптана вдоль и поперек: беспечные гоанцы и политически грамотные аборигены Кералы стонут под гнетом российского туризма. Горные лыжи проехались по карманам и душам корпоративных сотрудников и умчались куда-то в прошлое. На очереди – яхтинг. Число выпускников яхтенных школ, как и самих яхтенных школ, растет в геометрической прогрессии. Европейские верфи одна за другой открывают московские торговые представительства. Если вы прямо сейчас попытаетесь забронировать на лето круизную парусную яхту, вполне возможно, вас ожидает разочарование: все лучшие лодки в самых живописных местах уже оккупированы более предприимчивыми соотечественниками. Пытаясь разобраться с очередным массовым психозом, охватившим в меру зажиточных россиян, корреспондент журнала «Деловые люди» принял участие в одном из любительских яхтенных ралли по Адриатике.

Назад, в будущее

– Ну вот представь себе: нефть закончилась, газ выветрился, латиносы и афроамериканцы терроризируют Америку, доллар рухнул, в Европе экономический коллапс и пересмотр границ. Короче, всемирный кризис и ядерная катастрофа. Транспорт не работает, города опустели. Толпы обезумевших горожан питаются падалью, мастерят из офисной техники и ненужных электрических проводов ловушки, чтобы охотиться на крыс. Как в кинофильмах про мир после ядерной войны. Кто выживет в таких условиях? Я тебе скажу кто – те, которые могут обойтись без электричества, без машин, без компьютеров, – рассуждает заплетающимся языком отяжелевший от местной сливовицы директор по продвижению интернет-проектов.

Ралли закончилось, лодки вернулись на свои места, до рейса на Москву больше суток. Есть время сверить ощущения и понять, чем же мы занимались всю прошедшую неделю. Мы сидим за столиком на просторной прямоугольной площади, некогда вырубленной венецианцами среди зажатых наползающими друг на друга средневековыми домами переулков старой части города Сплит. Отсюда видно, как в гавань, распихивая яхты, вползает здоровенный морской паром. Наверное, из Италии. В море такие выглядят устрашающе, когда несутся между островами, загребая воду тупым носом, издалека подавая сигналы прогулочным яхтам, чтобы те убирались прочь с дороги.

– Хорошо. Вот ты получил представление о том, как ходить под парусом. Худо-бедно научился ориентироваться. И то в основном по готовой карте или GPS. Чем это тебе поможет выжить в грядущей катастрофе? – Я все-таки хочу понять, что заставляет респектабельного, образованного и не очень спортивного мужчину тратить время и деньги на обучение судовождению.

– Ты правда не понимаешь? Когда вся транспортная система придет в упадок, человечество вернется к тому, с чего начинало. К воде. По реке, по морю можно вполне себе нормально перемещаться без всяких дорог.

К тому же при самом плохом раскладе больше всего шансов выжить у жителей каких-нибудь островов, таитян или новозеландцев. Они далеко, и там нет ничего интересного, чтобы бомбить. Вот куда надо ехать. У них без паруса нельзя. Как между островами передвигаться? Двигатель – это все баловство. Кончился дизель, сломался сальник, отвалился винт – и все, нет двигателя.

А ветер никогда не кончится. GPS выключат? Да черт с ним! Созвездия никуда не денутся, ты же видел, какие яркие звезды в открытом море. – Директор мыслит стратегически, как положено менеджеру высокого ранга. Из своих глобальных посылок он выводит вполне практические следствия: надо учиться яхтингу. Мысли глобально, действуй локально – общее место в теории управления. Прошлое, или, если угодно, background, моего собеседника типично для поколения сорокалетних: московский университет, работа программистом в международной компании, обучение в европейской бизнес-школе, оплаченное работодателем перспективному работнику, и бесконечный ежедневный труд в конторе с понедельника по пятницу. Казалось бы: медленно ползи, улитка, по склону – и все у тебя будет. Будут социальный пакет, двухнедельный пляжный отдых в Турции, кредиты, ипотека, турбосолярий с велотренажером и компенсация в случае нежданного увольнения. Неужели этого мало?

– Я в Египте попробовал нырять с аквалангом. Не то чтобы мне это понравилось, но как знать – может быть, пригодится. Осенью поеду на аэродром в Подмосковье учиться водить самолет. Еще надо бы лук или арбалет освоить. Так, на всякий случай, – продолжает предусмотрительный директор.

Кому как не программисту лучше прочих знать, на каких хрупких основаниях и системных сбоях построена наша цивилизация! А может быть, он прав? В мире слишком много оружия. Я помню, как в первый день ралли нам навстречу попался «узкобедрый» и «широкоплечий» американский авианосец с покосившейся будкой на взлетной палубе. В море между островами постоянно шныряют натовские военные корабли. То турецкий корвет идет по фарватеру, то испанский фрегат направляется куда-то в сторону Трогира, то какие-то ракетные катера будят ревом своих мощных двигателей сонный городок Виз на одноименном острове и раскачивают яхты, пришвартованные прямо к набережной, по которой вечерами прогуливаются туристы. Где-то в этих же местах, по словам аборигенов, есть вырубленная в скале заброшенная ремонтная база советских подводных лодок. Прямо Севастополь какой-то!

Утомленный моим допросом, директор улыбается своим мыслям. Пахнет свежеприготовленным кофе и гниющими водорослями. До конца света еще далеко. Посередине мощеной площади стайка галдящих малолетних оборванцев гоняет мяч. Воротами им служат арочные проемы. Иногда мяч попадает в колонну, взлетает высоко вверх и пачкает простыни, которые сохнут на палках, прикрепленных к подоконнику на втором этаже палаццо. Тогда из окна высовывается старуха и, размахивая руками, проклинает футболистов…

Отдых как инвестиция

Пару лет назад казалось, что яхтинг недоступен людям со средним по московским меркам достатком. Москва, как мы помним из своего советского детства, – порт пяти морей. К сожалению, все эти моря – Химкинское, Клязьминское, Пестовское, Строгинское и Нагатинское – довольно скромных размеров и незначительной глубины. И хотя у пирсов подмосковных яхт-клубов можно встретить роскошную моторную яхту, едва ли блажь экстравагантного нувориша следует считать явлением, заслуживающим какого-либо интереса. Ходить на океанской моторной яхте по каналу им. Москвы – все равно что ездить в булочную на «Роллс-Ройсе»: не то идиотизм, не то пощечина общественному вкусу.
Если исключить потребительские девиации имущего класса, владение круизной яхтой в районе Средне-Русской возвышенности не поддается рациональному объяснению. А средний класс – те самые клерки, наемные сотрудники и предприниматели средних лет, которых производители товаров массового спроса привыкли полагать своей аудиторией: активной, репродуктивной и образованной; те самые люди, к едва набухшим от стабильного дохода кошелькам которых тянут свои жадные щупальца риелторы, автомобильные дилеры и кредитные учреждения. Так вот они, то есть мы с вами, – весьма и весьма рациональные люди. Поэтому «яхтенный бум» в России случился только тогда, когда мы (по крайней мере некоторые из нас) пресытились турецко-египетским пятизвездочным сервисом и открыли для себя отдых нового типа. Оказалось, что взять в недельную аренду (или, как принято говорить, «в чартер») круизную яхту на Средиземном море стоит немногим дороже, чем провести то же время, валяясь сосиской на пляже перед отелем и апатично наблюдая за тем, как мимо пролетают свободные как ветер белоснежные парусники, населенные загорелыми красивыми людьми…

Именно сочетание финансовой доступности с романтическим антуражем привело к тому, что четверо сравнительно здоровых, обеспеченных и довольно мокрых мужчин уже третий час висят на одном борту круто накренившейся пятнадцатиметровой яхты, которая, вспарывая встречную волну, упрямо ползет против ветра. Пятый член команды – модный фотограф – глотает в салоне таблетки от морской болезни, запивая их виски, хотя знает, что ни то ни другое ему не поможет.

– Надо взять рифы, – говорю я, направляясь к фаловой лебедке. Взять рифы – значит уменьшить площадь основного паруса – грота.

– И чего тебе не сидится? – ворчит хозяин торговой компании, понемногу стравливая грот-фал.

– Нам в яхтенной школе такого не обещали. На фотографиях все по-другому. Солнце, лазурная вода, красивые девки цепляются за ванты, все пьют шампанское… – подает из салона голос фотограф.

– Ты бы лучше вылез наружу – будет меньше укачивать, это я тебе как доктор говорю.

Действительно, четвертый член нашего экипажа – ветеринарный врач из частной клиники. Яхта немного выравнивается и прибавляет ход.

– Под мотором бы за полчаса долетели. Все-таки парус – это не мое. Я себе со временем возьму моторную яхту. И отдам ее в чартерную компанию куда-нибудь в Грецию. Пусть не просто стоит, а работает, приносит прибыль. – Последний член команды в миру портфельный инвестор. Для него что отдых, что покупка яхты – все инвестиция. – Думаешь, Абрамович или арабские шейхи свои теплоходы просто так у пирсов гноят?

Тоже сдают покататься или под корпоративные мероприятия. Как иначе? Там только на зарплату штатной команде, ремонт, стоянку и обслуживание миллионы уходят. Все сдают. Это бизнес. У них большие, уникальные яхты – большой бизнес, эксклюзивные клиенты. У нас – стандартные парусно-моторные «мыльницы». Зато и рынок пошире, массмаркет. Клиентов вроде нас полно, вся Европа катается. Послушал курсы, получил бумажку – и вперед, в чартерную компанию за яхтой и в море.

Насчет «всей Европы» инвестор прав. Они уже давно распробовали отдых под парусом. Утром, маневрируя перед заправочной станцией, мы едва не столкнулись с яхтой, начиненной пьяными в хлам молодыми итальянцами. В последний момент нам удалось истошными воплями и сигналами пневматического горна пробудить к жизни наиболее дееспособного из них (видимо, шкипера), и тот успел в последний момент крутануть штурвал. На стоянках полно немцев, англичан, австрийцев – всех кого ни попадя. Наши соотечественники встречаются редко, поэтому вид эскадры из нескольких яхт с шумными российскими экипажами пока вызывает опасение у старожилов. То ли еще будет! В этом году – пять яхт, а через год, глядишь, и все пятьдесят.

Практически в любой средиземноморской марине (так называется специально оборудованная яхтенная стоянка) есть своя чартерная компания. Причем зачастую эти чартерные компании не имеют собственного флота. Молодой британец, в начале сезона принимавший у меня лодку в марине неподалеку от Бодрума, объяснил, что большинство яхт принадлежит гражданам Великобритании пенсионного возраста и ходит под британским флагом, а обслуживается и сдается внаем с помощью компании, в которой он работает.

– Покупай в кредит яхту, пригоняй сюда, тоже поставим ее в чартер. Только не бери слишком маленькую или слишком большую – клиенты обычно предпочитают value for money (то есть умеренность). Какую-нибудь стандартную «мыльницу» – Bavaria, Jeanneau или Beneteau – тысяч за двести. Миллионов не заработаешь, но яхту за пять-семь лет окупишь. К тому времени клиенты лодку еще окончательно не убьют. Можно будет продать и взять новую. И опять ее к нам сюда. Так все делают. Месяц в году сами катаются, остальное время сдают, – убеждает меня предприимчивый яхтенный клерк. Только что он облазил нашу яхту вдоль и поперек, выискивая повреждения, после чего вернул без вычетов залог, который мы внесли перед отплытием. Все в порядке, битая посуда не в счет. Как у него все просто получается!

– Вот, кстати, наши постоянные клиенты. Их яхта стоит недалеко от вашей. Приехали на две недели походить между островами. – Британец показывает на старичка в панаме, белых шортах и полосатой рубашке-поло, который как раз подписывает судовые страховки в офисе, и его спутницу – старушку в ярко-красной ветровке. Старичку восемьдесят один, старушке – семьдесят девять. Я молча провожаю удаляющуюся по пирсу супружескую пару уважительным взглядом. Мне нечего сказать.

Единственную яхту под российским флагом издалека выдает пиратский «Веселый Роджер» на мачте. Эта национальная особенность наших яхтсменов еще не раз будет мозолить мне глаза. Пиратский флаг на яхте с российским экипажем – столь же обычное явление, как и наша дурацкая манера сдвигать столы в любом прибрежном кабаке. Но ведь нас можно понять, не так ли? Средний класс на отдыхе: галстук набекрень, чайки на грудь, весь мир в кармане.

Вступительная жертва

Итак, можно арендовать лодку с командой и ходить на ней в качестве пассажира, а можно сэкономить на наемном шкипере и управлять лодкой самостоятельно, без посторонних на борту, как это делает большинство небогатых европейцев. Для этого нужен международный сертификат. Российские внутренние права на управление маломерным судном за границей не признаются независимо от вашего опыта. Самый простой и «бюджетный» способ получить сертификат начального уровня – это потратить неделю на занятия с англоязычным инструктором в одной из яхтенных школ, которые базируются в крупных маринах.

Более сложным и затратным станет обучение яхтингу в одной из московских коммерческих парусных школ, которые множатся в последние годы в геометрической прогрессии. Как в свое время автошколы. На теоретические основы «для чайников» – навигация, метеорология, вязание морских узлов и выяснение вопроса «кто кому уступает дорогу в море» – нужно примерно два дня не слишком усердных занятий. В конце концов, эти дисциплины веками строились на интуитивно понятных даже малограмотным морякам принципах. Современный же российский средний класс – поставщик чартерных шкиперов и дойная корова яхтенных школ – люди, как правило, с высшим образованием.

Обучение как таковое начинается и заканчивается на яхте во время морской практики. Управлять яхтой ничуть не сложнее, чем автомобилем, а единственный способ научиться водить машину – это сесть за руль. Организация массового выезда студентов в Турцию, Грецию или Хорватию с сопутствующей арендой яхт и чуть более комфортабельных катамаранов составляет суть бизнеса парусных школ.

Инициация новообращенных яхтсменов требует вполне определенных жертв: примерно три-четыре тысячи у.е. «в рублях по курсу ММВБ на день оплаты» так или иначе отдать придется. Тут уж ничего не поделаешь. В результате у вас на руках окажутся бесспорное государственное российское удостоверение и сомнительный международный сертификат, выданный парусной школой, легитимность которой основывается на членстве в какой-нибудь международной яхтенной ассоциации со звучным именем. Хорошо еще, если эту ассоциацию не учредили сами владельцы парусной школы. Удивительно, что средиземноморские чартерные компании все еще готовы считать международным сертификатом практически любую бумажку, на которой написано coastal scipper (шкипер прибрежного плавания). Для более-менее полноценной прописки в прибрежном круизном яхтинге вам остается получить лицензию на пользование УКВ-радиостанцией (тоже не бесплатно). Завершив серию вступительных взносов в мир парусного туризма, вы приобретаете необходимый опыт общения с чартерными компаниями, навыки управления лодкой и обретаете формальное право самостоятельно передвигаться на любом маломерном судне в прибрежных водах Средиземного моря. Где же еще прикажете передвигаться на маломерном судне? На Балтике холодно, в океане страшно (где-то там водится странствующий анклав России – путешественник Федор Конюхов), Яуза и Сетунь мелковаты, а Черное море пока малопригодно для любительских яхтенных круизов: нет соответствующей инфраструктуры (если, конечно, вас не привлекают стоянки на заброшенных военных базах среди ржавых полузатопленных тральщиков или у стенки цементного завода) и гораздо более суровые условия для плавания. Что остается пашущим с утра до вечера корпоративным наемникам и прочему среднему классу, имеющему не больше недели-другой на сезонный отдых, кроме ласкового Средиземного моря? Разве что Карибы или Мальдивы. Но туда добираться сутки, а время дорого.

Миг халявы

Шесть суток под парусом, совместный (пусть даже не слишком тяжкий) труд, общие впечатления и несколько волнующих моментов – якорь, подцепивший не обозначенный на карте кабель, ночное маневрирование среди камней, ящик виски и падение портфельного инвестора за борт (имейте в виду, что при скорости 10 узлов яхта за одну минуту удаляется от выпавшего за борт инвестора на 300 метров) – превратили пятерых малознакомых мужчин в команду. И теперь мы валкой морской походкой расхаживаем по имперскому прямоугольнику бывшего дворца Диоклетикана. Его строгая геометрия, некогда декларирующая всему миру величие и власть Рима над варварской вселенной, нарушается плебейской средневековой застройкой. Демократичное средневековье кишит и шевелится во чреве дворца подобно колонии червей, расплодившихся на трупе могучего льва.

Дома горожан хаотично лепятся к базиликам и монументальным аркам, пролезают между величественными колоннами, теснятся в просторных залах бывшего дворца, который стал городом после падения империи. То, что было доступно лишь избранным, присвоили себе все желающие.

– Видишь ли, у римлян ведь тоже были всякие огромные биремы, триремы, мощное государство, дороги, финансовая система, сельское хозяйство, промышленность. А потом – бац! – и ничего этого нет. Только дворцовые руины, в которых окопались недобитые варварами окрестные жители. Из всей инфраструктуры только мотыга. И рыбацкая шаланда как средство передвижения. – Интернетный директор извлекает исторические уроки, подтверждающие правильность его футурологической теории. Его команда уже успела обежать кругом старый город и теперь расположилась в кафе под венецианской колоннадой. По инерции мы сдвигаем столы, подсаживаемся к коллегам и заказываем местную настойку на травах. Редкостная гадость, но попробовать надо.

В дальнем углу сплитской гавани покачиваются наши белые, округлые и нежные яхты. Мы и сами, подобно яхтам, пыхтим, работаем, тратим силы и время, расходуем солярку нашей жизни на то, чтобы бороться со встречной волной и, несмотря ни на что, потихоньку ползти к поставленной где-то на карте судьбы путевой точке. Но, ощутив дуновение ветра, мы вдыхаем полной грудью воздух, поднимаем паруса, выключаем двигатель и взлетаем над волнами. Ненужный больше гребной винт складывается набегающим потоком воды, ветер набивает грот и геную, и мы, накренившись от восторга, устремляемся вперед. И в этот момент блаженное чувство охватывает нас. Все получается само собой, без всяких усилий и столь привычных для нас повседневных трудов, без помех, без суеты, без ненужного шума и ежеминутной борьбы. Прекрасное ощущение гармонии со всем миром охватывает нас.

Мы чувствуем халяву. Вот, пожалуй, то удивительное и столь ценное для каждого россиянина среднего класса ощущение, которое дарит нам парус. И чтобы ощутить эту возвышающую душу, освобождающую разум и врачующую тело халяву, мы готовы платить за обучение в маловразумительных яхтенных школах, тесниться с малознакомыми людьми в пластмассовой капсуле и часами сидеть на борту в мокрой одежде. Все это не имеет значения. Чистое, рафинированное ощущение халявы (если угодно, свободы), которое дарит нам парус, не имеет цены.

Михаил Косолапов
(«Московский комсомолец» №203 от 14 марта 2008)

В Хлебном корпусе музея-заповедника «Царицыно» открылась выставка самодельных фотографий и коллекционных кунстштюков суетливого прихлебателя муз и похабника международного калибра Гюнтера Закса.

Прямо над Заксом, на третьем этаже Хлебного корпуса — выставка икон. Там на здоровенной доске с комиксами из жизни Николы Чудотворца есть картинка, которая называется «Исцеление трех дев от блуда». На ней святой выгоняет из-под балдахина трех обнаженных девиц, а мужик-соблазнитель, оставшийся на ложе, прикрывается от гнева святого руками. Укрепившись духом и поправившись здравым смыслом от святых реликвий, спускаемся этажом ниже, полагая найти там виды множества неисцеленных от блуда дев. Однако все оказалось гораздо целомудреннее, чем можно было предположить. Все потому, что Гюнтер Закс не умеет снимать обнаженных девиц. Они у него выглядят как неудобная дизайнерская мебель. И так же, по-видимому, используются — радуют глаз изысканностью формы и не обременяют разум смыслом.

И все-таки кое-что у Гюнтера Закса в искусстве получилось, судя по его выставке. Любая выставка — автопортрет автора. И потому на ретроспективе Гюнтера Закса наиболее ярким и эффектным персонажем выглядит, разумеется, он сам — холеный деньгоемкий альфа-самец в окружении преимущественно белобрысых красавиц. Но сгодятся любой масти: красные, вороные, пегие — главное, чтобы были голые, ибо нагота — всеобщий уравнитель, почище револьвера Кольта.

В сущности, все голые бабы одинаковые, потому не обязательно фотографировать их всех, а можно снимать какую-нибудь одну и размножать ее компьютерным образом. К пониманию этой несложной мысли фотограф-любитель и баловень судьбы Гюнтер Закс пришел не сразу. И даже к старости сформулировал что-то вроде манифеста «про эстетику». Дескать, внешняя красота — вот что его единственно интересует, а нерожавшая голая баба с длинными ногами и плоским животом — очевидно, квинтэссенция таковой красоты.

Да и кто бы спорил об эстетике с человеком, который готов подкрепить свои аргументы неограниченным бюджетом своих художественных занятий. Во всяком случае, не тяготеющие к капиталу художники. Они — будущие звезды первой величины в современном искусстве, подобно мухам, облепливали финансово доминирующую звезду фотографии, радостно творили для нее интерьеры частных апартаментов, делали мебель и украшали декоративной мазней стены его домов и квартир.

Сначала он подходил к делу искусства с количественной, так сказать, стороны, копил опыт, составлял коллекцию и, судя по всему, без особого разбора расширял круг общения в интернациональной богемной среде. Так, он, с одной стороны, дружил с ярким и недолговечным Ивом Кляйном и, следуя его линии, фиксировал на пленку, как струи фирменного синего разбиваются о нагие тела моделей. С другой, устраивал тогда еще молодому, но цепкому Уорхолу выставки в Европе. И самого себя, Гюнтера Закса, попутно тоже не забывал, выполняя целые серии «в стиле» Энди Уорхола.

Для полноты картины добавим, что моделей своих он тоже находил не на тротуаре в Сен-Тропе и в кого попало объективом не тыкал. Показателен в этом смысле опыт Закса-кинодокументалиста. Трудно сказать, за какие откровения его короткая лента «Жирафы Сен-Тропе» получила свои награды, но немудреная идеология и простоватый «творческий метод» автора раскрываются в ней со всей полнотой: золотая молодежь, веселящаяся на французской Ривьере, одинаково красиво танцует с учителем-негром бразильские танцы, гоняет на катере вдоль побережья, курит с битниками шмаль в подвалах, плюется друг другу в рожи вишневыми косточками и гуляет по узким романтическим улочкам.

Эти красивые, счастливые и богатые молодые люди всегда рядом. Они добры и, по-своему, бескорыстны. Они танцуют, позируют и ликуют, преисполненные юности и жизни. Грязь мира сего не замарает их дизайнерских одежд, а скорбь не замутит бесстрастной красоты лица. Самый яркий образ фильма: морской катер с полуголыми красотками мчится вдоль нудистского пляжа. Голые мужики на скалах вяло таращатся на пиршество плоти, несущееся мимо них в Монте-Карло. Где им, голожопым, тягаться с Гюнтером Заксом.

Михаил Косолапов

28.03.2009

Infox.ru

В Московском музее современного искусства имени Зураба Константиновича Церетели на Петровке, 25, открылась выставка французского фотографа-гиперреалиста Жан-Франсуа Розье. Она будет поражать публику необычайной четкостью кадров до 15 марта.

Кропотливый фотограф Жан-Франсуа Розье наловчился посредством компьютера склеивать множество маленьких цифровых фотографий в одну большую. Не просто большую, а очень-очень большую. На 2000 мегапикселов. Вы только подумайте: вот, скажем, есть у вас цифровая камера на 10 мегапикселов, и вы ее постоянно наводите на разные приглянувшиеся вам пейзажи, дома и рожи. Чтобы получить картинку такого же размера, как у трудолюбивого француза, вам придется сделать 200 снимков. И потом слепить из них один здоровенный коллаж. В этом и состоит вся техническая сложность и суть художественного метода, который использует в своем, так сказать, творчестве Жан-Франсуа Розье. Если вам доводилось клеить «панораму» из нескольких снимков, сделанных из одной точки, вы понимаете, о чем идет речь.

Глаз-алмаз

На выходе мы, зрители, имеем яркую, поразительно резкую фотографию ночного города, борделя, лесной поляны, да чего угодно, хоть помойного ведра с искаженными пропорциями и множеством мелких и в общем-то никчемных деталей. На ней большое и малое как будто уравниваются в правах: сначала вы видите лес, потом деревья, потом листья, потом грызущих эти листья гусениц. Примерно гусеницами разрешающая способность технологии пока и исчерпывается. Может быть, Жан-Франсуа Розье в своих компьютерных штудиях когда-нибудь дорастет до микроскопа, и мы разглядим еще и перхоть на плечах засидевшихся в ночных офисах корпоративных безумцев, и шаловливую инфузорию, резвящуюся в капельке воды, и многое-многое другое, недоступное невооруженному глазу.

Метод технического тыка

Все это называется «гиперреалистическая фотография», то есть такая, в которой много, слишком много мелких деталей. По идее их количество должно перерождаться в качество. Множество бессмысленно отснятых маленьких картинок должно, соединившись в общее полотно, приобрести обобщающий смысл, породить образ, который внушит зрителю некую эмоцию или подвигнет его на размышления, вызовет реакцию.

Обычно, чтобы пробиться к зрителю, художник, ну, как в данном случае, фотохудожник пользуется целым арсеналом средств: ракурсом, экспозицией, светом, композицией, фокусом — всем, что поможет решить авторскую персональную сверхзадачу. Метод фотографии — мнимая достоверность изображения ограничивает свободу творца, вгоняя его в жанровые рамки. В диалектической борьбе жанровых ограничений и необоримого стремления автора донести мысль рождается образ. Могучий или хилый — не важно, тут все зависит от каждого отдельного художника.

Управляемый снаряд

Проблема гиперреалистической фотографии Розье в том, что с точки зрения искусства она никуда не годится: не имеет ни смысла, ни сверхзадачи. Если не считать за таковые саму технологию цифрового коллажа, демонстрацию разрешающей способности камер и программное обеспечение компьютера. Да и технология не первой свежести: она давно используется в аэрофотосъемке, астрономии и при дистанционном зондировании земной поверхности с орбиты. Для спутника-шпиона ведь нет особенной разницы, насколько красив или удивителен тот или иной объект, на который наводится управляемый снаряд, главное — разрешение и телеметрическая четкость. Вот и Жан-Франсуа Розье, как тот самый управляемый снаряд, попадает точно в цель, для которой рожден, а именно в рекламу спонсорского коньяка. Вот где нужна предельная четкость: чем выше разрешение фотографии, тем заметнее этикетка на бутылке.

Михаил Косолапов

10.03.2009

Infox.ru

Галерея XL на «Винзаводе» открылась 25 декабря ностальгической выставкой «ХL-текст», возвращающей публику и критиков в «странные» 90-е. Проект посвящен 15-летию галереи.

Вино со временем переходит в уксус, инструкторы ВЛКСМ превращаются в «олигархов», тощие леворадикалы трансформируются в одышливых лауреатов премии Кандинского, а яростно влюбленные — в некогда современное им искусство критики и искусствоведы – в брюзгливых коллаборационистов, составителей респектабельных коллекций и художественных консультантов, прикормленных иллюстрированными журналами и аукционными домами.

Выставка «XL-текст» посвящена ретроспективному исследованию этого процесса, необратимого, как старение, гангрена или энтропия. На этот раз галерея показывает не работы художников, но продукт собственной жизнедеятельности – рефлексивные высказывания ведущих российских критиков и искусствоведов, в разное время писавших пресс-релизы и тексты для выставочных каталогов и буклетов XL. Плюс «домашнее видео», иллюстрирующее художественную атмосферу 10—15-летней давности, когда галерея еще только начиналась, а мир был молод и населен «голодными и злыми» художниками вперемежку с миссионерами-критиками, толкующими и создающими язык нового для страны искусства.

Предполагается, что зрители (по крайней мере некоторая их часть, сведущая в новейшей истории российского визуального искусства и имеющая представление о роли галереи XL в его становлении и окостенении) смогут заново ощутить энергию новизны, глупости и энтузиазма, питавшую современное российское искусство в 90-е годы.

Назад в «странное время»

Вот что пишет обо всем этом хозяйка галереи Елена Селина: «Как я хочу обратно, в это странное время, мое время, наше время! Я хочу ругаться там с Ковалевым, бояться и уважать Катю Деготь, дружить и смеяться с Миленой Орловой и Сашей Обуховой… И восхищаться Игорем Макаревичем, Андреем Монастырским, Никитой Алексеевым, Иваном Чуйковым… Хохотать с Куликом, Осмоловским, Дубосарским—Виноградовым… Искать по улицам Звездочетова и чтоб Монро пел зрителям на морозе, потому что мы лихорадочно вешаем его выставку, которую он, как всегда, закончил в последнюю минуту… А у Епихина опять прорвало трубы, но он успел все же написать свой незабвенный текст «Я видел Ленина, стоявшего отвесно»…

Ну, наверно, мы сейчас покажемся вам смешными с нашими страстями и открытиями, но очень хочется, чтобы и вы окунулись в это невероятное и такое прекрасное время».

Разумеется, случайному зрителю, именно таким, смешным, все и покажется. Тем более что в том «странном времени» случайных зрителей практически не существовало: галерейные вернисажи посещала постоянная публика, «тусовка», которой практически исчерпывался узкий круг занимающихся современным искусством людей, — художники, критики, искусствоведы, коллекционеры. Всем остальным было тогда и по большому счету оставалось бы и теперь наплевать на все то, что показывала и показывает в качестве искусства галерея XL. Если бы не одно «но»…  Если бы не тот самый процесс трансформации и энтропии, которому пытается мужественно противостоять выставка «XL-текст». Процесс, благодаря которому интерес к современному искусству вышел за пределы круга посвященных и который одновременно расширил и развратил этот самый круг.

Кто знает, может быть, разнежившиеся на пенсионерских должностях оранжерейные громовержцы 90-х прочтут на стенах галереи XL собственные тексты, исполненные суровой прямоты и страсти, и устыдятся, увидев себя в зеркале собственного прошлого? А потом побегут к ноутбукам и напишут нечто такое в новый каталог (и может быть, даже бесплатно, для души), от чего все явления и понятия сразу встанут на свои места и люди поймут о себе что-то очень важное, испытают катарсис, оплодотворятся и расцветут? Может быть, может быть…

Михаил Косолапов

26.12.2008

Infox.ru

Жизнь на сайте одноклассников стала предметом драмы. В московском Театре.doc состоялась публичная читка пьесы «Одноклассники.Точка». Сочинение драматурга из Воронежа Сергея Матвеева собирается ставить режиссер Юрий Муравицкий. Чтобы постичь глубину этого произведения, корреспондент Infox.ru посетил Воронеж.

Так удачно совпало, что неделю назад я проезжал на машине через Воронеж. Не знаю, замечают ли это аборигены, но мне, петляющему по ночному городу в поисках выезда на трассу, постоянно бросались в глаза внешние признаки благополучия. Разноцветная иллюминация, пузырящиеся торговые центры, «форды фокусы» с «мицубисями», вполне себе симпатичные новостройки (надо сказать, в провинции типовые дома выглядят интереснее, чем в Москве), кофейни, какие-то клубы с гирляндами перед входом — значит, ночная жизнь присутствует — все, что полагается иметь областному городу-почти-миллионеру есть. И все это великолепие предусмотрительно присыпано снежком, дабы возможные уродства не травмировали беглый взгляд путешественника. А по снежку прогуливаются граждане новой, цветущей России — молодые, красивые и довольно дружелюбные. Хороший город на первый взгляд, светлый, более или менее равномерно отожравшийся за последние годы. И я бы этому всему поверил, если бы у меня в Воронеже не было нескольких знакомых одноклассников…

Магнитная аномалия

Вот Старый Оскол, откуда я, собственно, и ехал, другой. Он тоже отожрался, но неравномерно, контрастнее. Что объясняется тремя причинами: двумя здоровенными дырками, просверленными в Курской магнитной аномалии, из которых выковыривают руду, и бывшей всенародной комсомольской стройкой (принадлежащей ныне, как водится, посткомсомольскому олигарху), каковая из этой самой руды выделывает металлические чушки и прокат на экспорт. Соответственно, если раньше город, заселенный привозными металлургами и исполненный в позднесоветском блочно-микрорайонном стиле выглядел мрачновато, то теперь… Ну зачем, скажите, 200-тысячному райцентру несколько шопинг-моллов и бизнес-центров, ледовый дворец, горнолыжная трасса и сеть закусочных-пиццерий? Один инвестиционный фонд «Убля-инвест» чего стоит (Убля — название реки, протекающей рядом с городом)!

С другой стороны, не силком же их заставляли весь этот рестайлинг и фейслифтинг устраивать. Теперь, само собой, все настроены мрачно. Металлические чушки никому временно не нужны. Ослепительной красоты среднерусские красавицы консультантки, как золотые рыбки, лениво шевелят плавниками в своих модных аквариумах-бутиках и таращатся немигающими телескопами на прохожих. Некому согреть теплом раскоряченной ладони тяжелые шары с дырочками для пальцев в новом городском боулинге. Только все вроде наладилось — и…

«Денег нет — всем сосать», как определил свое видение экономической ситуации на ближайшее время и ответ на вопрос «Что делать?» мой оскольский одноклассник, крепко погоревший осенью на своих инвестиционных проектах. Я не видел его пять лет, а полтора года назад он сам нашел меня в «Одноклассниках», рассказал о своих инвестициях в коммерческую застройку Воронежа и Старого Оскола и заодно поздравил с днем рождения. Кстати, мы никогда не учились в одном классе и я на два года старше. А весной ни с того ни с сего он без объяснений удалил свою страничку с пресловутого ресурса.

Ну теперь-то я понимаю почему. Это воронежское культурное поле и Курская магнитная аномалия так его заколбасили. Если приезжий человек, тем более восприимчивый и образованный столичный житель, длительное время испытывает на себе их совокупное влияние, он неминуемо делается безумцем, остается там жить и поначалу сочиняет бизнес-стратегии про то, как выгоднее закапывать деньги в землю, то есть инвестировать в строительство шопинг-молла и офисного центра, а потом начинает петь, танцевать, писать роман и делать искусство всеми доступными средствами. Так ведет себя нормальный, здоровый человек со стороны, а что сказать про местных, которые выросли между культурным молотом и магнитной наковальней?

Культурное поле Воронежа

До сих пор я знал троих воронежских культурных диверсантов в Москве. Все они одноклассники, разумеется. Потому что прошли воронежскую школу безумия с выраженным магнитно-аномальным уклоном. Поэтому разнонаправленная информация, сформировавшаяся в башке каждого под специфическим влиянием воронежского культурного поля, сориентировалась вдоль силовых линий Курской магнитной аномалии.

Один занимается шизофреническим интернет-дизайном и плодит в «Одноклассниках» паразитарные сущности, другой составляет пиксельные картины бизнес-центров, закрашивая квадратики электронной таблицы, в которых эти сущности-одноклассники, вероятно, плодятся. Третий издал книгу. Тоже книгу. Ее одноклассники читают. Наверно, читают. Ну должны же они, то есть мы, что-нибудь читать, не так ли?

И вот теперь мне попался четвертый воронежский безумец. Этот написал актуальную пьесу про одноклассников и одноименный ресурс: один еще молодой, но уже уставший от жизни одноклассник хочет погубить себя и других, но потом влюбляется в одноклассницу и передумывает. То есть воронежский ответ на первый идиотский вопрос российской жизни и культуры «Что делать?» прост, он практически совпадает со старым слоганом сайта «одноклассники»: надо «трахнуть одноклассницу». Нет никакого желания обсуждать эту ерунду, тем более что ее уже ставит на своей сцене какой-то московский театр. В добрый час.

Свинья и магия

Лучше я расскажу про двух моих московских одноклассников, каждый из которых дал свой собственный ответ на первый идиотский вопрос российской жизни и культуры. Один из них — бабуля крепко пенсионного возраста. Каждый вечер. ровно в 20.30, она выводит на газон перед типовой многоэтажкой на Бутырском Валу здоровенную черную свинью. Не какую-нибудь там декоративную морскую или комнатную свинку, а нормальную, жирную свинью с панковским почему-то гребешком вдоль хребта. Я эту бабулю со свиньей выслеживал две недели, чтобы поговорить. И сразу стало понятно, хотя, конечно, и разница в возрасте чувствуется, и на сайте она не зарегистрирована, — мы с ней явно в какой-то одной школе учились. Короче, первый ответ: «Надо завести здоровенную черную свинью».

Другой мой одноклассник — довольно известный московский маг, толкователь рун и знаток карточной колоды таро, в недавнем прошлом блестящий программист с дипломом по прикладной физике и математике. Ну если человек в зрелом возрасте способен на необъяснимый, вполне идиотский, по мнению всех одноклассников, кульбит, то, вероятно, у него есть на то причины. Как-то во время продолжительной пьянки я подкараулил мага и с размаху разрядил в него: «Что делать-то?» — говори как есть. И вот какой диалог состоялся между нами.

— Ты, как большинство людей, не знаешь, чего хочешь, — заявил одноклассник в ответ.

— А сам-то знаешь?

— Знаю. Я хочу построить идеальное государство.

— Какое?!

— Такое, чтобы в нем жили девственницы и единороги.

— С чего же именно нам следует начать строительство?

— Все очень просто. Надо перестать врать.

Лучший идиотский ответ на классический идиотский вопрос. Неужели стоило убить шесть лет на теоретическую физику, сбрендить, развестись с женой и податься в толкователи рун, чтобы додуматься до столь простого и логически безупречного ответа?

Михаил Косолапов

16.01.2009

Infox.ru

До 12 сентября в «Театр.Doc» продолжается фестиваль молодой драматургии «Любимовка/2010». Читка пьесы «Дисфункциональные» британского драматурга Майка Пэкера заставила корреспондента Infox.ru не на шутку озаботиться проблемами общества потребления и величием русского языка.

Улыбчивый мужчина с внимательным, дружелюбным взглядом, чью лысину я наблюдал перед собой во время представления, оказался автором пьесы. Он определенно удивился довольно бурной реакции зала и через переводчицу без конца благодарил публику и организаторов фестиваля. И еще раз публику. И опять организаторов. Кажется, драматург был совершенно обескуражен тем, насколько его работа оказалась доступной пониманию московитов, которые с большим воодушевлением послушали историю об обществе потребления, быстро и безотходно перерабатывающем стареющих музыкальных радикалов в кредитные карты.

Тут дело не в том, что язык театра интернационален или наш образованный зритель особенно восприимчив и расположен к лицедейству. И даже не в том, что мы живем как-бы в глобальном мире, условно разделенном границами, но скрепленном одинаковыми проблемами. Все дело в том, что понимать тут нечего.

Четыре постаревших участника позабытой британской панк-группы средней паршивости и тридцатилетней давности, судьбы которых сложились по-разному, но у всех неудачно, получают ангажемент от рекламщиков в пользу отвратительно буржуазных, американских (это важно — Америка нужна «старой Европе» как поставщик империализма и тема для социального протеста) распространителей пластиковых карт для «пластиковых людей». После недолгих рефлексий бывшие коллеги по шоу-бизнесу и революции соглашаются на возмездное участие в кампании, хулиганят по старой памяти и вновь становятся популярными. Они заново находят свое место в изменившемся мире в качестве юродствующих критиков системы потребления, которая готова потребить все, что угодно, включая собственную карикатурную критику.

Если адаптировать сюжет для России, то получился бы трогательный «Мумий Тролль», продавший пивовару Тинькову душу и песню «Доброе утро планета», или страстотерпец Шнур, который озвучил хитом «Вот будет лето – поедем на дачу» билайновский дачный тариф. Мягко говоря, посмешище бы получилось. Мы бы сидели в зале, свистели и кричали «не верю». А у британца вышло иначе: культурно и остроумно.

Как всегда, дело в мелочах. Ну, почему, скажите, Сид Вишез и Джонни Кэш – это «культурно», а Свинья (Панов) и какой-нибудь Рикошет – обязательно «контркультурно»? Почему у первых играют на записи профессиональные музыканты-наемники, продвигают их воротилы шоу-бизнеса, революция у них поддельная, а музыка — настоящая. А у вторых все взаправду, навзрыд и невпопад, но слушать эту хрень никакого усердия и азарта не хватало ни тогда, ни теперь. И ведь это не только музыки и театра касается. Сходите на Винзавод или на Арт-Москву, прокатитесь на Ладе-Калина от Хабаровска до Читы, сравните Протвино с Силиконовой долиной или стоимость нефти марки Urals и марки Brent… Да что же это такое?! Неужели нам действительно нечего предложить вот этому самому миру без границ с его интернациональной культурой?

Однако не отчаивайтесь, найдется кое-что и у нас. У нас есть наше поистине национальное достояние, которое даже без перевода и конвертации способно ввести в заблуждение любого молодого британского драматурга, приехавшего на фестиваль. Великий и могучий… во дни тягостных раздумий… ты один мне надежда и опора… и все такое, короче, русский язык. Именно он сотворил из никчемной пьесы правду, чудо зрительского восторга и тот еще катарсис. Ему мы обязаны мгновениями чистой радости, а Майк Пэкер — продолжительными незаслуженными аплодисментами.

Как же смачно и душевно они матерятся. Я имею в виду превосходную игру актеров, которые самоотверженно читали «Дисфункциональных». Работа режиссера по расстановке стульев на сцене; перемещения героев, бодрящие картинку; дикторский текст, объясняющий эти самые перемещения; прекрасная американская блондинка-менеджер (по сюжету пьесы единственная пострадавшая от революционной борьбы британских панков); сами герои с дурацкими терзаниями, их реплики – все ложь и подделка в сравнении с чистой эмоцией, экстрактом чувств, квинтэссенцией нашего отношения к миру, заключенными в противящемся цензуре величественном русском языке…

На обсуждении, которое состоялось сразу после читки, режиссер признался, что сократил перевод авторского текста почти на треть. Многие местечковые британские «ссылки», названия музыкальных групп и имена были бы не понятны нашему зрителю. Уверен, так и есть. Но, думаю, следовало бы действовать смелее и сократить все остальное, оставив только исполненные глубочайшего смысла и силы, древние и вечно юные непотребные, подлинно русские выражения. Тогда бы точно одними овациями автор не отделался.

Михаил Косолапов

08.09.2010

Infox.ru

Ответом кризису должна была стать коллективная выставка «Аварийный люк 7», устроенная группой иностранных художниц, проживающих в Москве. Экспозиция напоминает распродажу изделий декоративно-прикладного искусства.

Странная какая-то выставка, с какой стороны ни глянь. Участвуют семь малоизвестных и вполне традиционных по технике – фигуративная живопись, скульптура — художниц. Именно художниц, что, по-видимому, должно бы отсылать к феминистическим каким-нибудь штудиям на тему ужасов российской действительности и торжеству «фаллологоцентризма» (это в смысле, когда центром и источником знания считается «фаллос» как социальный мужской половой феномен). Должно, но не отсылает. Нет там ни фаллоса, ни феминизма.

А тут еще и название у всего этого такое «фрейдистское» — «аварийный люк» все-таки, тревожная дырка, так сказать, волнующе женственный образ. Или имелась в виду не сама дырка, а одноименная чугунная крышка над ней? Тогда опять же видится тут тяжкое бремя девственности и ужасы ее лишения. Да еще на фоне кризиса, да не про отдельную личность, а с «экстраполяцией»… на время, на страну, на весь мир. И опять не угадали! Ни девственности, ни лишения, ни экстраполяции… Внешне все выглядит как невинная дипломная выставка бобруйского декоративно-прикладного художественного училища.

Результат спада

Тогда, может быть, это какая-нибудь новая художественная группировка типа «художницы-домохозяйки», «экспатки-передвижницы», выступающая за возврат к традиционному языку визуального искусства, назад (или вперед) к картине, к изображению, к мимезису и образу! Что-то ведь должно объединять участниц выставки, не так ли? Иначе, зачем они совместно показывают свои работы? К тому же в пресс-релизе выставки прямо говорится: «Группа художниц из разных стран мира нашла поэтическое применение результатам экономического спада».

Увы нам, искушенным читателям пресс-релизов, мы-то с вами отлично знаем, что за пресс-релизы к стенке не ставят, а пишут их и читают в основном скудные разумом журналисты.

И, тем не менее, попробуем рассудить здраво: «результат экономического спада» – суть, в данном случае, уволенная с работы художница-экспатка, которая за неимением альтернативы пишет холсты на продажу, что является в свою очередь примером «поэтического применения».

Распродажа изделий

Такая интерпретация объясняет смысл и антикризисный пафос развешивания по стенам бессвязных картинок разных размеров и сомнительного качества и расставления по залу скульптурных объектиков – не слишком маленьких, но и не слишком больших — того самого размера, который удобно иметь в приличном доме или в фойе какой-нибудь стоматологической клиники.

Смысл таков: быстрая распродажа изделий декоративно-прикладного искусства. Ликвидация. Помещение для этого нашли удобное, теплое, в центре Москвы. Раньше здесь проходили выставки дизайнера Старка и открывался молодежный проект московского биеннале. Быстренько нашлепали пресс-релиз про кризис, придумали название – чтобы выглядело «как настоящая выставка». Ну и вперед – за неделю можно и не такое распродать. Главное, правильно назначить цену.

Прайс-лист на участниц выставки выглядит вполне адекватно по салонным меркам. За квадратный метр живописи холст-масло просят примерно три тысячи долларов. Акрил вполовину дешевле, скульптура чуть подороже. Графику можно сторговать баксов за триста. Если заинтересовались, не откладывайте покупку – «Аварийный люк 7» закроется в конце недели.

Распродажа проходит по адресу: улица Неглинная, дом 14

Михаил Косолапов

23.01.2009

Infox.ru

30 мая состоится, по-видимому, последний коллективный вернисаж галерей культурного центра «Арт-Стрелка» на Берсеневской набережной. Зрителей ожидают интерьерные баррикады, уличные перформансы, вручение ежегодной художественной премии «Соратник».

На этот раз «Арт-Стрелка» закрывается по-настоящему. Новый собственник бывших гаражей бывшей шоколадной фабрики «Красный Октябрь», похоже, всерьез намерен привести пятачок напротив нового храма Христа Спасителя в божеский вид. Ну, наконец-то! Доколе суматошное, плохо организованное и коммерчески бесперспективное сообщество независимых галерей и художников, окопавшееся – стыдно сказать! – меньше чем в километре от Кремля будет мозолить глаза москвичей и гостей столицы своим нелепым существованием? Нет, ну подумайте сами. Центр столицы – центрее не бывает, кресты на куполах, звезды на башнях, гранитные набережные, мост – чудо современной московской архитектуры, по мосту гуляют граждане свободной страны, любуются видами Москвы и водами одноименной реки, по которой живописно плывут буксиры, рестораны и дискотеки. А рядом, буквально под ногами, практически под мостом, посреди всей этой приятной глазу благоустроенности — какое-то неопрятное, неуместное пятно. Вот, представьте себе, сделали вы в квартире евроремонт, дизайнера позвали, денег отсыпали, рукастых таджиков или хохлов нашли, все покрасили, полы постелили, пластиковый потолок с лампочками подвесили, ниши в стенах проковыряли для горшков с цветами и вазочек – все как положено, как у людей, с башенками и эркерами, даже иностранцев, вроде, не стыдно водить. Бац! – а на стене, на самом видном месте – плесень. Кому это понравится?

Вот и с «Арт-Стрелкой» то же самое. Давно уже пора было этот бесхозный кусок прибрать к рукам и окультурить, сделать вместо «пестрого набора мелких арендаторов» «цельное культурное пространство», как сказал арт-директор «Первого канала» Ликин, один из разработчиков концепции будущего использования бывших гаражей. Солидный человек, слов на ветер не бросает. Будет на Стрелке «цельное культурное пространство», как на «Первом канале». Умное и разноцветное, как журнал «Афиша», редактор которого теперь тоже подался в девелоперы современного искусства. Приличные бутики надо построить, дизайнерские магазины, да хотя бы и ресторан открыть. Надо же людям где-то питаться? А сейчас что — одно название: культурный центр «Арт-Стрелка», а на самом деле никакой культуры. Стены разрисованы неаккуратными граффити, в галереях ерунду выставляют, шумят, галдят, а ни купить нечего, ни пожрать толком негде.

Да и сами галереи тоже, ни то ни се. Те, что в гаражах, еще куда ни шло. Фотографии показывают – по крайней мере, понятно, что такое, в «Электробутике» — бытовые приборы, или рядом — замысловатые светильники, красиво. И тут же, на тебе, восемь квадратных метров бывшего туалета галереи Art Business Consulting – название солидное, а что внутри? То бассейн, то вагина с мышами, то вообще в дверь не пускают, и зрителям с риском для здоровья приходится лезть на второй этаж по мусорной пирамиде из холодильников и стиральных машин. В бывшем «Рефлексе» вообще нецензурную брань по телевизору показывали.

Разве такое искусство нужно зрителю? Убрать к чертовой матери с глаз долой. Два года назад какой-то мудрый московский префект приехал посмотреть на строительство патриаршего моста и чуть не околел от возмущения: рядом со стройплощадкой — огромные постеры уличной выставки, посвященной городу. Зеленые флаги над Кремлем от группы АЕС, голый мужчина с красным знаменем и собаками, пресловутые «Синие носы»… Кто позволил?! Где разрешение?! В центре Москвы, на глазах у… – благим матом на всю Стрелку голосил суровый мужчина. А свита хваталась за телефоны и что-то строчила в блокнотики. И убрали-таки позорные постеры. Сколько таких историй накопилось за пять лет работы «Арт-Стрелки».

Ведь действительно, поначалу пустили холопов на пару лет порезвиться в заброшенные гаражи, да и забыли про них. Те как-то прижились и упустили из виду, что барин может и передумать, возомнили о себе невесть что, выходки неприличные стали допускать, назвались культурным центром. А того культурного центра Мамуту на один зубок. Медведь, а чижика съел. Вот теперь набегут ценциперы, архитекторы, дизайнеры и прочие арт-директоры и сделают, наконец, настоящий культурный центр. Будем туда от ближайшего религиозного центра через реку по мосту ходить и радоваться всем миром.

Михаил Косолапов

29 мая 2009

Infox.ru

Алексей Подкидышев и Игорь Чиркин – архитекторы, которые сделались художниками и сконструировали букинистическую выставку «Шепот» в галерее XL. Каковая выставка, по словам авторов, должна шорохом книжных страниц проиллюстрировать информационный «шум, в котором сложно различить слова, произносимые невнятно и тихо».

На первый взгляд обращение молодых авторов к такому архаичному накопителю информации, как книга, выглядит странновато. Казалось бы, поколению художников 21 века ближе какие-нибудь айпады и айподы, ноутбуки и прочие прямоугольные  электронные игрушки наших дней, из которых вполне можно составить на полу галереи «сетевую ортогональную структуру» — то есть, разложить ровными рядами, если выражаться по-русски, а не прибегать к косноязычному дискурсу «делезов-гваттари». Но не будем забывать о главном: авторы «Шепота» — архитекторы, которые сделались художниками. Это ключ к пониманию выставки.

Живой организм искусства даже в пределах одного десятилетия, условно «поколения», проходит вполне различимые фазы развития. В каждой из этих фаз доминируют определенные типы «носителей искусства» — художников, чьи личные истории, судьбы, образование — в целом, способ мышления — определяют некую общую картину, тренд.

Сначало в дело вступают воспримчивые и легкие на подъем «люмпены»: бездельники, романтики-иммигранты из сопредельных областей искусства, более-менее случайные люди. Они экспериментруют, ошибаются, делают открытия и глупости. Они – резонаторы нового, создатели языка искусства, конструкторы проблем и энтузиасты.

Следом за ними приходит пора «визуалов» – осваивать и обтачивать корявые заготовки устремляются профи-light, если можно так выразится. Условно обозначим их —  «дизайнеры». Как это было в конце 90-х, когда в искусство устремились вооруженные компьютерными технологиями рекламщики, телевизионщики и декораторы.

Последними на вспаханное и унавоженное поле искусства выходят архитекторы. Их задача и смысл – собрать урожай. Они – боевые машины порядка, комбайны-истребители, оснащенные мощными стальными жвалами, хватательными клешнями-манипуляторами и прочими полезными приспособлениями, которыми они сгребают, измельчают, перерабатывают, очищают от шелухи, запекают и упаковывают для потребителя все то, что выросло до них. После «атаки архитекторов» остаются ровные ряды упорядоченной и визуально обустроенной информации. Примерно как здесь, в галерее XL на выставке «Шопот».

Начиная с 2007 года Алексей Подкидышев и Игорь Чиркин приняли участие в огромном количестве выставок и сделали выставок больше, чем иные художники за десятилетие. Могучий академизм МАРХИ, заточенный в ИПСИ зубодробительными книгами –  взрывоопасное сочетание, джинн выпущенный из бутылки, готовый построить дворец или разрушить город. Поэтому каждый из проектов молодых художников не только  рассчитан по нормам безопасности современного искусства с многократным запасом прочности и радует глаз качественным исполнением, но и точно вписан в «историческую застройку». Они все время на кого-то похожи, но лучше и удобнее для проживания и переживания.

Из прочитанных книг как раз можно построить дворец.

Или разрушить город.

Михаил Косолапов