В самом центе рыхлого блина «старой» Москвы — расплющенной тяжестью русского неба сухопутной медузы в междуречье Волги и Оки — стоит крепость. В ней сидит елбасы, из-за красных стен он следит за всеми странами и народами. И что попадает в его поле зрения — то есть, а чего не попадает — того нет. Так у нас повелось с древних времен.

С декабря 2021 года в поле зрения попал «Дом Культуры ГЭС-2». Раньше он был скрыт от взгляда Кремля и прятался за мрачной громадой иофанова дома на набережной. В его мертвых залах ржавели монструозные котлы, бродили призраки латышских стрелков, и черные вороны хрипло кричали «Nevermore» из провалов окон на случайных прохожих.

Но вот пришел новый хозяин, разбогатевший на русском духе откупщик, привел директоршу из фрязей, а та позвала архитектора тоже из фрязей, некогда прославленного среди франков, чтобы тот разделал труп неорусского чудовища под хайтек. Чтобы выкрасил пустое нутро в белое, стены в серое, а трубы в синее. И сделали так…

На заднем дворе устроили искусственный склон и насадили рядами березы, обустроили набережную канавы, и поставили перед входом комковатую скульптуру. И хотя огромная алюминиевая куча изображала «глину созидателя», подлый московский люд сразу обозвал ее за внешнее сходство «большим говном».

Говорят, синие трубы в электрическом сиянии по ночам и привлекли поначалу недреманное око из-за красной стены через реку. «Большое говно» оттуда разглядели уже потом, когда елбасы пожелал лично осмотреть московское диво, изготовленное фрязями на деньги возгордившегося откупщика.

Нет в древней Москве сущности иной, чем та, которая побуждается к жизни взглядом из-за стены и близостью к сердцу города, к его Кремлю. Все через него стало быть — и дом Иофана на набережной для слуг народа, и кротовые норы метро для самого народа, и стеклянное сити — гетто сребролюбцев, и даже собор вместо бассейна (а до него бассейн вместо собора — суть одна)… «Поднимите мне веки», — перекатываются белые камни кремлевских подземелий, и некоторые улавливают среди шороха звуки лютни, а некоторым чудятся дальние громы. Нет в Москве никого и ничего, что устояло бы, выдержало этот хтонический взгляд — сокрушающий и дающий.

Так и здесь. Откупщик скукожился и уполз в тень. Его искусники-фрязи бежали туда, откуда приехали. Но хрустальный дом культуры, гальванический Левиафан пробудился! Вдохнул стылый воздух московской зимы, отразился в «ледяной ряби канала» и воссиял, как хрупкая насекомая эфемерида. Или как вымершая гигантская стрекоза Меганевра, обугленные останки которой ГЭС-2 пережигал когда-то в электричество для московского трамвая…

Я иду по сплошь выкрашенному в белое чреву бывшей электростанции. Всюду металл, похожий на пластик, и стекло, похожее на свое отсутствие. Изящные как тележки в супермаркете поручни ограждают меня от падения в бездну, в прошлое, в калифорнийскую Санта-Барбару, сериал о которой зачем-то снимает заново приглашенный исландский художник. Ему специально построили декорации и наняли актеров. «Сиси, не подписывай завещание», — говорит пожилому мужчине Джина или София. Обе с прической как у фронтмена группы A-HA.

Во чреве Левиафана, в прозрачном мире-изнанке все выглядит ненастоящим. В этом обморочном театре актеры-блогеры снимают в белых декорациях тик-токи, актеры-зрители изучают декорации выставок, а специально нанятые и обученные студенты театральных училищ изображают вежливых гидов и сотрудников. Настоящими выглядят только охранники у рамки детектора на входе. И еще таджики-маляры в оранжевых жилетах, которые слоняются по ажурным переходам с баллончиками и ведерками белой краски и подкрашивают, подкрашивают. Хотя в этом иммерсивном театре и они, возможно, только играют роль таджиков-разнорабочих.

Если подняться под крышу, можно увидеть, как в прозрачных офисах-аквариумах едва прикрытые белыми жалюзи от случайных взглядов медитируют с аймаками, айпадами и айфонами местные элои. Здесь в «верхнем мире» они придумывают минималистичные черно-белые брошюры, объясняющие и толкующие почтенной публике смыслы ярмарочных балаганов «нижнего мира». Не случайно выставочные пространства в цоколе дома культуры отданы кричаще-яркому, вульгарному как жизнь после жизни современному искусству морлоков.

Словно подчеркивая пропасть между белым миром звенящей, сверкающей пустоты беззащитных внутренностей Левиафана и глухим, плотным, брудастым, грязноватым миром внешней Москвы за стеклом — нашим миром, чего уж там! — висит над темной водой Москвы-реки наш Калинов, наш Патриарший мост. От дома культуры, мимо храма-бассейна до метро имени князя-анархиста.

Такое вот извержение духа, гейзер смысла и реклама клиники для больных душ одновременно. И над всем этим богатством сияют пятиконечные рубиновые глаза древней твердыни православия. Ну и самодержавия с народностью тоже.

Михаил Косолапов

04.02.2022

В бывшем ЦДХ открылась отчетная выставка европейских мастеров современной художественной культуры. Называется «Многообразие. Единство. Современное искусство Европы. Москва, Берлин, Париж». Выглядит ровно так как называется. И хорошо уже то, что обошлось без криволинейных проходов, лабиринтов, дырок в стенах и светового шоу, как это любят у нас в деревне…

Возможно из-за благотворного влияния «европейских колонизаторов» работы висят на удивление ровно и нормально освещены, инсталляции и скульптуры доступны для изучения со всех сторон, видео показывают в темных каморках, а экспликации понятны и читаемы (я не про содержание). Экспозиционный прием, дизайн важен для краеведческого музея, или когда вы показываете какую-нибудь явную ерунду — шубу жены Виктора Цоя, штаны певца Талькова, гитару барда Высоцкого, анимированные 3D-полотна Ван-Гога — делаете коммерческое шоу из «говна и палок». А столь внушительное собрание европейских художников любопытно уже само по себе и не нуждается в «визуальных костылях». Хороший дизайн выставки — когда его не видно.

Диктат проводников «культурной повестки» проявляется в другом. Как раз в многообразии и единстве, в бессмысленно цельном высказывании о современности, которое после Москвы поедет на гастроли Париж, и будет на разные лады убеждать тамошних обывателей, что они точно такие же, как тутошние, московские. И все едино, и проблемы у всех одни, и «все люди братья, а все бабы — сестры». И если мы всплакнем над иммигрантами, заклеймим авторитаризм, разделим мусор, встанем на колени перед униженными и оскорбленными и в 100500-й раз покаемся за грехи отцов, великих отцов, отцов-основателей — наступит рай на Земле, тысячелетнее царство добра и конец истории в хорошем смысле.

Наверное это было бы и неплохо, если бы не являлось «культурной политикой», то есть чистой спекуляцией, «бартовским» мифом и тенью на стене пещеры умопомрачения. ‘We are the world we are the people’, — пел 30 лет назад капитан Очевидность из Greenpeace. Вот эта визуализация «социального запроса» и «ответственности автора» перед обществом — самое интересное на выставке «Многообразие. Единство». Причем скорее для антропологов, социологов, историков искусства, чем для художников и подготовленных зрителей. Нет, ну детям еще и папуасам тоже понравится. Им все яркое нравится. Даже глупый супрематизм. (это сейчас шовинизм был или абьюз? или все сразу?)

В этом супермаркете искусства ходишь по залам-отделам и потребляешь бесспорные, вечно прогрессивные, скрипучие, как бегущая по кругу карусель, популярные мелодии прошлого века. Ведь ничего не меняется! Какой-то бесконечный «новогодний огонек». Пикейные жилеты пан Кифер и пани Болтански обсудят добрые старые времена, юная фройляйн, лежа на боку, исполнит шансон про ГДР, обезьянка из Суринама прибьет цисгендерного дядю Сэма надувным молотком, дуэт Гилберта и Джорджа споет комические куплеты и дальше по списку…

Так выглядят примерно все групповые выставки и музеи современного искусства в «первом» и «втором» мирах. А жителей «третьего» всегда можно привезти, окультурить и показать в зверинце… в смысле в галерее там, или на бьеннале. Отчасти потому, что культурная политика теперь определяет содержание, следование ей строго вменяется в обязанность разным художникам. И в этом их многообразие. А отчасти вследствие общей изотропности, равномерности и прямолинейности языка современного искусства. Грубо говоря, картинка зафиксировалась в 60-70 годах прошлого века, когда жанр созрел и «окуклился» в школу. И в этом его единство.

Все это не значит, что на выставке нечего смотреть. О нет, там много ярких — и буквально, и метафорически работ. Это не противоречие, «творческие единицы» живут и прекрасно делают искусство в условиях «социального заказа», идеологии, цензуры. Разве мы выбросили на помойку Веру Мухину или «певца Гулага» Родченко? Ну или, скажем, «фашиста» Эзру Паунда? Даже Лени Рифеншталь. Нет, конечно. Проблема вовсе не в том, что «новая реальность» опять предъявляет современному художнику политические и связанные с ними нравственные требования, а в том, что современное искусство выработало свой «канон». И выставка в Новой Третьяковке «Современное искусство Европы» не отступает от него ни на шаг.

Российские художники в этой смердяковской куче выглядят на удивление свежо — еще не канонизировались. Смешно, но видел двух Аристархов Чернышовых: один — «бегущая строка» перед входом, а второй (не помню его фамилии) — на третьем этаже, где можно сплясать на черном круге перед камерой и полюбоваться как фигурка на экране облепливается цветной 3D-херней и повторяет движения танцора.

(сделал несколько случайных фоток, зрителей почти нет, каталогов нет, буклетики тоже не напечатали — предлагают скачать приложение)

Михаил Косолапов

21.01.2022

UPD (10.04.2022) Полтора месяца прошло со дня вторжения на Украину. Трагические события привели к катастрофическим для культуры последствиям. Музейные связи России и ЕС оборваны, все выставки отменены, многие экспонаты задержаны. И все это лишь малая толика санкционного давления «коллективного запада» на Россию в ответ на спровоцированную и давно ожидаемую агрессию. Границы,  приоткрывшиеся после пандемии, снова закрыты. Мир на глазах меняется, и не в лучшую сторону, а, скорее, обрушивается в Средневековье с его «культурой отмены», «коллективной ответственностью», шовинизмом и манихейством.

Разумеется эта выставка была закрыта организаторами одной из первых, но несмотря на торопливость европейских культурных чиновников, «отвратительный образец сотрудничества» с токсичной Россией подвергнут остракизму и коллективно осужден. Хотя и до войны проект сопровождался множественными скандалами в прессе, между организаторами, среди участников. Вряд ли теперь эта выставка в ближайшие годы доберется до Парижа. Ну, по крайней мере, берлинская и московская почтенная публика успела изведать довоенного «многообразия и единства».

13 августа 2020 года в Московском музее декоративно-прикладного искусства открылось коллективное шоу «Перерыв 15 мин.  Часть 1″. Группа Art Business Consulting (Косолапов, Стручкова, Илюхин) предоставила 3 работы разных лет:

«Пень» (фрагмент инсталляции ‘Work In Team’, Новая Третьяковка на Крымском валу, 2005)
«Слои. Настольная графика» (фрагмент инсталляции в галерее XL, Винзавод, 2009)
Скульптура «Фотографический объект на ножках» («Обморосы (обеспеченные молодые россияне)», галерея Reflex, Арт-Стрелка, 2005)

«Группа Art Business Consulting — народное искусство, единственный за последние 50-70 лет в советской и постсоветской России оригинальный, довлеющий себе культурно-художественный феномен. 
ABC group в современном искусстве самое-то про труд и есть. «Искусство это работа» (третий принцип АВС). И место для экспозиции выбрано справедливо: современное российское искусство, искусство наследников победивших «советскую академию» нонконформистов — по сути своей декоративно-прикладное и лубочное. Мы это често всегда заявляли («Художник за базар отвечает», первый принцип АВС), потому понятны и любезны почтенной публике и пребудем в веках. И нашу разноцветную труху возьмут в будущее, в музеи, в учебники, в каталоги, историю декоративно прикладных искусств и кунштюков. Вместе с гжелью, матрешками (вечное), мусорными кучами Кабакова (80-е), леопардами Осмоловского, собакой Кулика и прочими «малиновыми пиджаками с золотыми пуговицами» (90-е), как порождение и художественное выражение «цайтгайста» 00-х (эпохи корпоративных мечтаний и офисов)…» (Михаил Косолапов)

UPD Выставка в Музее декоративно-прикладного искусства про «труд». Труд — наше все, все искусство АВС group так или иначе про него. Само искусство — бессмысленный и кропотливый труд. И чем оно более трудоемкое и бессмысленное, тем лучше. Об этом и моя последняя сольная выставка в галерее-офисе АВС (перед закрытием Арт-Стрелки в 2009 году). «Тонкая разноцветная линия»:
http://abc-group.ru/gallery/mike_kosolapov-IV.htm

Скульптура «Фотографический объект на ножках» («Обморосы (обеспеченные молодые россияне)», галерея Reflex, Арт-Стрелка, 2005)

Фрагмент инсталляции «Слои. Настольная графика» (XL, Винзавод, 2009)

«Пень» (фрагмент инсталляции ‘Work In Team’, Новая Третьяковка на Крымском валу, 2005)

Mikhail Kosolapov/ ‘Red Mind (Chinese)’, пластик, дерево, видео, 2009

С первого показа в галерее XL (Винзавод, Москва) «красный китаец» интенсивно гастролирует по миру: зал Tokyo (Paris), Art-Bazel (Miami), Art Frieze (London), Зверевский центр современного искусства, Электромузей (Москва) — классика экологически осмысленного подхода к урбанистическому мусору.

С ноября 2020 по февраль 2021 скульптура Red Mind (Chinese) экспонируется в Электромузее, Москва в рамках большой коллективной выставки RePlastic, посвященной экологическим проблемам и их влиянию на современное искусство.

ВИДЕО

В Хлебном корпусе музея-заповедника «Царицыно» открылась выставка самодельных фотографий и коллекционных кунстштюков суетливого прихлебателя муз и похабника международного калибра Гюнтера Закса.

Прямо над Заксом, на третьем этаже Хлебного корпуса — выставка икон. Там на здоровенной доске с комиксами из жизни Николы Чудотворца есть картинка, которая называется «Исцеление трех дев от блуда». На ней святой выгоняет из-под балдахина трех обнаженных девиц, а мужик-соблазнитель, оставшийся на ложе, прикрывается от гнева святого руками. Укрепившись духом и поправившись здравым смыслом от святых реликвий, спускаемся этажом ниже, полагая найти там виды множества неисцеленных от блуда дев. Однако все оказалось гораздо целомудреннее, чем можно было предположить. Все потому, что Гюнтер Закс не умеет снимать обнаженных девиц. Они у него выглядят как неудобная дизайнерская мебель. И так же, по-видимому, используются — радуют глаз изысканностью формы и не обременяют разум смыслом.

И все-таки кое-что у Гюнтера Закса в искусстве получилось, судя по его выставке. Любая выставка — автопортрет автора. И потому на ретроспективе Гюнтера Закса наиболее ярким и эффектным персонажем выглядит, разумеется, он сам — холеный деньгоемкий альфа-самец в окружении преимущественно белобрысых красавиц. Но сгодятся любой масти: красные, вороные, пегие — главное, чтобы были голые, ибо нагота — всеобщий уравнитель, почище револьвера Кольта.

В сущности, все голые бабы одинаковые, потому не обязательно фотографировать их всех, а можно снимать какую-нибудь одну и размножать ее компьютерным образом. К пониманию этой несложной мысли фотограф-любитель и баловень судьбы Гюнтер Закс пришел не сразу. И даже к старости сформулировал что-то вроде манифеста «про эстетику». Дескать, внешняя красота — вот что его единственно интересует, а нерожавшая голая баба с длинными ногами и плоским животом — очевидно, квинтэссенция таковой красоты.

Да и кто бы спорил об эстетике с человеком, который готов подкрепить свои аргументы неограниченным бюджетом своих художественных занятий. Во всяком случае, не тяготеющие к капиталу художники. Они — будущие звезды первой величины в современном искусстве, подобно мухам, облепливали финансово доминирующую звезду фотографии, радостно творили для нее интерьеры частных апартаментов, делали мебель и украшали декоративной мазней стены его домов и квартир.

Сначала он подходил к делу искусства с количественной, так сказать, стороны, копил опыт, составлял коллекцию и, судя по всему, без особого разбора расширял круг общения в интернациональной богемной среде. Так, он, с одной стороны, дружил с ярким и недолговечным Ивом Кляйном и, следуя его линии, фиксировал на пленку, как струи фирменного синего разбиваются о нагие тела моделей. С другой, устраивал тогда еще молодому, но цепкому Уорхолу выставки в Европе. И самого себя, Гюнтера Закса, попутно тоже не забывал, выполняя целые серии «в стиле» Энди Уорхола.

Для полноты картины добавим, что моделей своих он тоже находил не на тротуаре в Сен-Тропе и в кого попало объективом не тыкал. Показателен в этом смысле опыт Закса-кинодокументалиста. Трудно сказать, за какие откровения его короткая лента «Жирафы Сен-Тропе» получила свои награды, но немудреная идеология и простоватый «творческий метод» автора раскрываются в ней со всей полнотой: золотая молодежь, веселящаяся на французской Ривьере, одинаково красиво танцует с учителем-негром бразильские танцы, гоняет на катере вдоль побережья, курит с битниками шмаль в подвалах, плюется друг другу в рожи вишневыми косточками и гуляет по узким романтическим улочкам.

Эти красивые, счастливые и богатые молодые люди всегда рядом. Они добры и, по-своему, бескорыстны. Они танцуют, позируют и ликуют, преисполненные юности и жизни. Грязь мира сего не замарает их дизайнерских одежд, а скорбь не замутит бесстрастной красоты лица. Самый яркий образ фильма: морской катер с полуголыми красотками мчится вдоль нудистского пляжа. Голые мужики на скалах вяло таращатся на пиршество плоти, несущееся мимо них в Монте-Карло. Где им, голожопым, тягаться с Гюнтером Заксом.

Михаил Косолапов

28.03.2009

Infox.ru

В Московском музее современного искусства имени Зураба Константиновича Церетели на Петровке, 25, открылась выставка французского фотографа-гиперреалиста Жан-Франсуа Розье. Она будет поражать публику необычайной четкостью кадров до 15 марта.

Кропотливый фотограф Жан-Франсуа Розье наловчился посредством компьютера склеивать множество маленьких цифровых фотографий в одну большую. Не просто большую, а очень-очень большую. На 2000 мегапикселов. Вы только подумайте: вот, скажем, есть у вас цифровая камера на 10 мегапикселов, и вы ее постоянно наводите на разные приглянувшиеся вам пейзажи, дома и рожи. Чтобы получить картинку такого же размера, как у трудолюбивого француза, вам придется сделать 200 снимков. И потом слепить из них один здоровенный коллаж. В этом и состоит вся техническая сложность и суть художественного метода, который использует в своем, так сказать, творчестве Жан-Франсуа Розье. Если вам доводилось клеить «панораму» из нескольких снимков, сделанных из одной точки, вы понимаете, о чем идет речь.

Глаз-алмаз

На выходе мы, зрители, имеем яркую, поразительно резкую фотографию ночного города, борделя, лесной поляны, да чего угодно, хоть помойного ведра с искаженными пропорциями и множеством мелких и в общем-то никчемных деталей. На ней большое и малое как будто уравниваются в правах: сначала вы видите лес, потом деревья, потом листья, потом грызущих эти листья гусениц. Примерно гусеницами разрешающая способность технологии пока и исчерпывается. Может быть, Жан-Франсуа Розье в своих компьютерных штудиях когда-нибудь дорастет до микроскопа, и мы разглядим еще и перхоть на плечах засидевшихся в ночных офисах корпоративных безумцев, и шаловливую инфузорию, резвящуюся в капельке воды, и многое-многое другое, недоступное невооруженному глазу.

Метод технического тыка

Все это называется «гиперреалистическая фотография», то есть такая, в которой много, слишком много мелких деталей. По идее их количество должно перерождаться в качество. Множество бессмысленно отснятых маленьких картинок должно, соединившись в общее полотно, приобрести обобщающий смысл, породить образ, который внушит зрителю некую эмоцию или подвигнет его на размышления, вызовет реакцию.

Обычно, чтобы пробиться к зрителю, художник, ну, как в данном случае, фотохудожник пользуется целым арсеналом средств: ракурсом, экспозицией, светом, композицией, фокусом — всем, что поможет решить авторскую персональную сверхзадачу. Метод фотографии — мнимая достоверность изображения ограничивает свободу творца, вгоняя его в жанровые рамки. В диалектической борьбе жанровых ограничений и необоримого стремления автора донести мысль рождается образ. Могучий или хилый — не важно, тут все зависит от каждого отдельного художника.

Управляемый снаряд

Проблема гиперреалистической фотографии Розье в том, что с точки зрения искусства она никуда не годится: не имеет ни смысла, ни сверхзадачи. Если не считать за таковые саму технологию цифрового коллажа, демонстрацию разрешающей способности камер и программное обеспечение компьютера. Да и технология не первой свежести: она давно используется в аэрофотосъемке, астрономии и при дистанционном зондировании земной поверхности с орбиты. Для спутника-шпиона ведь нет особенной разницы, насколько красив или удивителен тот или иной объект, на который наводится управляемый снаряд, главное — разрешение и телеметрическая четкость. Вот и Жан-Франсуа Розье, как тот самый управляемый снаряд, попадает точно в цель, для которой рожден, а именно в рекламу спонсорского коньяка. Вот где нужна предельная четкость: чем выше разрешение фотографии, тем заметнее этикетка на бутылке.

Михаил Косолапов

10.03.2009

Infox.ru

Галерея XL на «Винзаводе» открылась 25 декабря ностальгической выставкой «ХL-текст», возвращающей публику и критиков в «странные» 90-е. Проект посвящен 15-летию галереи.

Вино со временем переходит в уксус, инструкторы ВЛКСМ превращаются в «олигархов», тощие леворадикалы трансформируются в одышливых лауреатов премии Кандинского, а яростно влюбленные — в некогда современное им искусство критики и искусствоведы – в брюзгливых коллаборационистов, составителей респектабельных коллекций и художественных консультантов, прикормленных иллюстрированными журналами и аукционными домами.

Выставка «XL-текст» посвящена ретроспективному исследованию этого процесса, необратимого, как старение, гангрена или энтропия. На этот раз галерея показывает не работы художников, но продукт собственной жизнедеятельности – рефлексивные высказывания ведущих российских критиков и искусствоведов, в разное время писавших пресс-релизы и тексты для выставочных каталогов и буклетов XL. Плюс «домашнее видео», иллюстрирующее художественную атмосферу 10—15-летней давности, когда галерея еще только начиналась, а мир был молод и населен «голодными и злыми» художниками вперемежку с миссионерами-критиками, толкующими и создающими язык нового для страны искусства.

Предполагается, что зрители (по крайней мере некоторая их часть, сведущая в новейшей истории российского визуального искусства и имеющая представление о роли галереи XL в его становлении и окостенении) смогут заново ощутить энергию новизны, глупости и энтузиазма, питавшую современное российское искусство в 90-е годы.

Назад в «странное время»

Вот что пишет обо всем этом хозяйка галереи Елена Селина: «Как я хочу обратно, в это странное время, мое время, наше время! Я хочу ругаться там с Ковалевым, бояться и уважать Катю Деготь, дружить и смеяться с Миленой Орловой и Сашей Обуховой… И восхищаться Игорем Макаревичем, Андреем Монастырским, Никитой Алексеевым, Иваном Чуйковым… Хохотать с Куликом, Осмоловским, Дубосарским—Виноградовым… Искать по улицам Звездочетова и чтоб Монро пел зрителям на морозе, потому что мы лихорадочно вешаем его выставку, которую он, как всегда, закончил в последнюю минуту… А у Епихина опять прорвало трубы, но он успел все же написать свой незабвенный текст «Я видел Ленина, стоявшего отвесно»…

Ну, наверно, мы сейчас покажемся вам смешными с нашими страстями и открытиями, но очень хочется, чтобы и вы окунулись в это невероятное и такое прекрасное время».

Разумеется, случайному зрителю, именно таким, смешным, все и покажется. Тем более что в том «странном времени» случайных зрителей практически не существовало: галерейные вернисажи посещала постоянная публика, «тусовка», которой практически исчерпывался узкий круг занимающихся современным искусством людей, — художники, критики, искусствоведы, коллекционеры. Всем остальным было тогда и по большому счету оставалось бы и теперь наплевать на все то, что показывала и показывает в качестве искусства галерея XL. Если бы не одно «но»…  Если бы не тот самый процесс трансформации и энтропии, которому пытается мужественно противостоять выставка «XL-текст». Процесс, благодаря которому интерес к современному искусству вышел за пределы круга посвященных и который одновременно расширил и развратил этот самый круг.

Кто знает, может быть, разнежившиеся на пенсионерских должностях оранжерейные громовержцы 90-х прочтут на стенах галереи XL собственные тексты, исполненные суровой прямоты и страсти, и устыдятся, увидев себя в зеркале собственного прошлого? А потом побегут к ноутбукам и напишут нечто такое в новый каталог (и может быть, даже бесплатно, для души), от чего все явления и понятия сразу встанут на свои места и люди поймут о себе что-то очень важное, испытают катарсис, оплодотворятся и расцветут? Может быть, может быть…

Михаил Косолапов

26.12.2008

Infox.ru

Жизнь на сайте одноклассников стала предметом драмы. В московском Театре.doc состоялась публичная читка пьесы «Одноклассники.Точка». Сочинение драматурга из Воронежа Сергея Матвеева собирается ставить режиссер Юрий Муравицкий. Чтобы постичь глубину этого произведения, корреспондент Infox.ru посетил Воронеж.

Так удачно совпало, что неделю назад я проезжал на машине через Воронеж. Не знаю, замечают ли это аборигены, но мне, петляющему по ночному городу в поисках выезда на трассу, постоянно бросались в глаза внешние признаки благополучия. Разноцветная иллюминация, пузырящиеся торговые центры, «форды фокусы» с «мицубисями», вполне себе симпатичные новостройки (надо сказать, в провинции типовые дома выглядят интереснее, чем в Москве), кофейни, какие-то клубы с гирляндами перед входом — значит, ночная жизнь присутствует — все, что полагается иметь областному городу-почти-миллионеру есть. И все это великолепие предусмотрительно присыпано снежком, дабы возможные уродства не травмировали беглый взгляд путешественника. А по снежку прогуливаются граждане новой, цветущей России — молодые, красивые и довольно дружелюбные. Хороший город на первый взгляд, светлый, более или менее равномерно отожравшийся за последние годы. И я бы этому всему поверил, если бы у меня в Воронеже не было нескольких знакомых одноклассников…

Магнитная аномалия

Вот Старый Оскол, откуда я, собственно, и ехал, другой. Он тоже отожрался, но неравномерно, контрастнее. Что объясняется тремя причинами: двумя здоровенными дырками, просверленными в Курской магнитной аномалии, из которых выковыривают руду, и бывшей всенародной комсомольской стройкой (принадлежащей ныне, как водится, посткомсомольскому олигарху), каковая из этой самой руды выделывает металлические чушки и прокат на экспорт. Соответственно, если раньше город, заселенный привозными металлургами и исполненный в позднесоветском блочно-микрорайонном стиле выглядел мрачновато, то теперь… Ну зачем, скажите, 200-тысячному райцентру несколько шопинг-моллов и бизнес-центров, ледовый дворец, горнолыжная трасса и сеть закусочных-пиццерий? Один инвестиционный фонд «Убля-инвест» чего стоит (Убля — название реки, протекающей рядом с городом)!

С другой стороны, не силком же их заставляли весь этот рестайлинг и фейслифтинг устраивать. Теперь, само собой, все настроены мрачно. Металлические чушки никому временно не нужны. Ослепительной красоты среднерусские красавицы консультантки, как золотые рыбки, лениво шевелят плавниками в своих модных аквариумах-бутиках и таращатся немигающими телескопами на прохожих. Некому согреть теплом раскоряченной ладони тяжелые шары с дырочками для пальцев в новом городском боулинге. Только все вроде наладилось — и…

«Денег нет — всем сосать», как определил свое видение экономической ситуации на ближайшее время и ответ на вопрос «Что делать?» мой оскольский одноклассник, крепко погоревший осенью на своих инвестиционных проектах. Я не видел его пять лет, а полтора года назад он сам нашел меня в «Одноклассниках», рассказал о своих инвестициях в коммерческую застройку Воронежа и Старого Оскола и заодно поздравил с днем рождения. Кстати, мы никогда не учились в одном классе и я на два года старше. А весной ни с того ни с сего он без объяснений удалил свою страничку с пресловутого ресурса.

Ну теперь-то я понимаю почему. Это воронежское культурное поле и Курская магнитная аномалия так его заколбасили. Если приезжий человек, тем более восприимчивый и образованный столичный житель, длительное время испытывает на себе их совокупное влияние, он неминуемо делается безумцем, остается там жить и поначалу сочиняет бизнес-стратегии про то, как выгоднее закапывать деньги в землю, то есть инвестировать в строительство шопинг-молла и офисного центра, а потом начинает петь, танцевать, писать роман и делать искусство всеми доступными средствами. Так ведет себя нормальный, здоровый человек со стороны, а что сказать про местных, которые выросли между культурным молотом и магнитной наковальней?

Культурное поле Воронежа

До сих пор я знал троих воронежских культурных диверсантов в Москве. Все они одноклассники, разумеется. Потому что прошли воронежскую школу безумия с выраженным магнитно-аномальным уклоном. Поэтому разнонаправленная информация, сформировавшаяся в башке каждого под специфическим влиянием воронежского культурного поля, сориентировалась вдоль силовых линий Курской магнитной аномалии.

Один занимается шизофреническим интернет-дизайном и плодит в «Одноклассниках» паразитарные сущности, другой составляет пиксельные картины бизнес-центров, закрашивая квадратики электронной таблицы, в которых эти сущности-одноклассники, вероятно, плодятся. Третий издал книгу. Тоже книгу. Ее одноклассники читают. Наверно, читают. Ну должны же они, то есть мы, что-нибудь читать, не так ли?

И вот теперь мне попался четвертый воронежский безумец. Этот написал актуальную пьесу про одноклассников и одноименный ресурс: один еще молодой, но уже уставший от жизни одноклассник хочет погубить себя и других, но потом влюбляется в одноклассницу и передумывает. То есть воронежский ответ на первый идиотский вопрос российской жизни и культуры «Что делать?» прост, он практически совпадает со старым слоганом сайта «одноклассники»: надо «трахнуть одноклассницу». Нет никакого желания обсуждать эту ерунду, тем более что ее уже ставит на своей сцене какой-то московский театр. В добрый час.

Свинья и магия

Лучше я расскажу про двух моих московских одноклассников, каждый из которых дал свой собственный ответ на первый идиотский вопрос российской жизни и культуры. Один из них — бабуля крепко пенсионного возраста. Каждый вечер. ровно в 20.30, она выводит на газон перед типовой многоэтажкой на Бутырском Валу здоровенную черную свинью. Не какую-нибудь там декоративную морскую или комнатную свинку, а нормальную, жирную свинью с панковским почему-то гребешком вдоль хребта. Я эту бабулю со свиньей выслеживал две недели, чтобы поговорить. И сразу стало понятно, хотя, конечно, и разница в возрасте чувствуется, и на сайте она не зарегистрирована, — мы с ней явно в какой-то одной школе учились. Короче, первый ответ: «Надо завести здоровенную черную свинью».

Другой мой одноклассник — довольно известный московский маг, толкователь рун и знаток карточной колоды таро, в недавнем прошлом блестящий программист с дипломом по прикладной физике и математике. Ну если человек в зрелом возрасте способен на необъяснимый, вполне идиотский, по мнению всех одноклассников, кульбит, то, вероятно, у него есть на то причины. Как-то во время продолжительной пьянки я подкараулил мага и с размаху разрядил в него: «Что делать-то?» — говори как есть. И вот какой диалог состоялся между нами.

— Ты, как большинство людей, не знаешь, чего хочешь, — заявил одноклассник в ответ.

— А сам-то знаешь?

— Знаю. Я хочу построить идеальное государство.

— Какое?!

— Такое, чтобы в нем жили девственницы и единороги.

— С чего же именно нам следует начать строительство?

— Все очень просто. Надо перестать врать.

Лучший идиотский ответ на классический идиотский вопрос. Неужели стоило убить шесть лет на теоретическую физику, сбрендить, развестись с женой и податься в толкователи рун, чтобы додуматься до столь простого и логически безупречного ответа?

Михаил Косолапов

16.01.2009

Infox.ru

До 12 сентября в «Театр.Doc» продолжается фестиваль молодой драматургии «Любимовка/2010». Читка пьесы «Дисфункциональные» британского драматурга Майка Пэкера заставила корреспондента Infox.ru не на шутку озаботиться проблемами общества потребления и величием русского языка.

Улыбчивый мужчина с внимательным, дружелюбным взглядом, чью лысину я наблюдал перед собой во время представления, оказался автором пьесы. Он определенно удивился довольно бурной реакции зала и через переводчицу без конца благодарил публику и организаторов фестиваля. И еще раз публику. И опять организаторов. Кажется, драматург был совершенно обескуражен тем, насколько его работа оказалась доступной пониманию московитов, которые с большим воодушевлением послушали историю об обществе потребления, быстро и безотходно перерабатывающем стареющих музыкальных радикалов в кредитные карты.

Тут дело не в том, что язык театра интернационален или наш образованный зритель особенно восприимчив и расположен к лицедейству. И даже не в том, что мы живем как-бы в глобальном мире, условно разделенном границами, но скрепленном одинаковыми проблемами. Все дело в том, что понимать тут нечего.

Четыре постаревших участника позабытой британской панк-группы средней паршивости и тридцатилетней давности, судьбы которых сложились по-разному, но у всех неудачно, получают ангажемент от рекламщиков в пользу отвратительно буржуазных, американских (это важно — Америка нужна «старой Европе» как поставщик империализма и тема для социального протеста) распространителей пластиковых карт для «пластиковых людей». После недолгих рефлексий бывшие коллеги по шоу-бизнесу и революции соглашаются на возмездное участие в кампании, хулиганят по старой памяти и вновь становятся популярными. Они заново находят свое место в изменившемся мире в качестве юродствующих критиков системы потребления, которая готова потребить все, что угодно, включая собственную карикатурную критику.

Если адаптировать сюжет для России, то получился бы трогательный «Мумий Тролль», продавший пивовару Тинькову душу и песню «Доброе утро планета», или страстотерпец Шнур, который озвучил хитом «Вот будет лето – поедем на дачу» билайновский дачный тариф. Мягко говоря, посмешище бы получилось. Мы бы сидели в зале, свистели и кричали «не верю». А у британца вышло иначе: культурно и остроумно.

Как всегда, дело в мелочах. Ну, почему, скажите, Сид Вишез и Джонни Кэш – это «культурно», а Свинья (Панов) и какой-нибудь Рикошет – обязательно «контркультурно»? Почему у первых играют на записи профессиональные музыканты-наемники, продвигают их воротилы шоу-бизнеса, революция у них поддельная, а музыка — настоящая. А у вторых все взаправду, навзрыд и невпопад, но слушать эту хрень никакого усердия и азарта не хватало ни тогда, ни теперь. И ведь это не только музыки и театра касается. Сходите на Винзавод или на Арт-Москву, прокатитесь на Ладе-Калина от Хабаровска до Читы, сравните Протвино с Силиконовой долиной или стоимость нефти марки Urals и марки Brent… Да что же это такое?! Неужели нам действительно нечего предложить вот этому самому миру без границ с его интернациональной культурой?

Однако не отчаивайтесь, найдется кое-что и у нас. У нас есть наше поистине национальное достояние, которое даже без перевода и конвертации способно ввести в заблуждение любого молодого британского драматурга, приехавшего на фестиваль. Великий и могучий… во дни тягостных раздумий… ты один мне надежда и опора… и все такое, короче, русский язык. Именно он сотворил из никчемной пьесы правду, чудо зрительского восторга и тот еще катарсис. Ему мы обязаны мгновениями чистой радости, а Майк Пэкер — продолжительными незаслуженными аплодисментами.

Как же смачно и душевно они матерятся. Я имею в виду превосходную игру актеров, которые самоотверженно читали «Дисфункциональных». Работа режиссера по расстановке стульев на сцене; перемещения героев, бодрящие картинку; дикторский текст, объясняющий эти самые перемещения; прекрасная американская блондинка-менеджер (по сюжету пьесы единственная пострадавшая от революционной борьбы британских панков); сами герои с дурацкими терзаниями, их реплики – все ложь и подделка в сравнении с чистой эмоцией, экстрактом чувств, квинтэссенцией нашего отношения к миру, заключенными в противящемся цензуре величественном русском языке…

На обсуждении, которое состоялось сразу после читки, режиссер признался, что сократил перевод авторского текста почти на треть. Многие местечковые британские «ссылки», названия музыкальных групп и имена были бы не понятны нашему зрителю. Уверен, так и есть. Но, думаю, следовало бы действовать смелее и сократить все остальное, оставив только исполненные глубочайшего смысла и силы, древние и вечно юные непотребные, подлинно русские выражения. Тогда бы точно одними овациями автор не отделался.

Михаил Косолапов

08.09.2010

Infox.ru

Ответом кризису должна была стать коллективная выставка «Аварийный люк 7», устроенная группой иностранных художниц, проживающих в Москве. Экспозиция напоминает распродажу изделий декоративно-прикладного искусства.

Странная какая-то выставка, с какой стороны ни глянь. Участвуют семь малоизвестных и вполне традиционных по технике – фигуративная живопись, скульптура — художниц. Именно художниц, что, по-видимому, должно бы отсылать к феминистическим каким-нибудь штудиям на тему ужасов российской действительности и торжеству «фаллологоцентризма» (это в смысле, когда центром и источником знания считается «фаллос» как социальный мужской половой феномен). Должно, но не отсылает. Нет там ни фаллоса, ни феминизма.

А тут еще и название у всего этого такое «фрейдистское» — «аварийный люк» все-таки, тревожная дырка, так сказать, волнующе женственный образ. Или имелась в виду не сама дырка, а одноименная чугунная крышка над ней? Тогда опять же видится тут тяжкое бремя девственности и ужасы ее лишения. Да еще на фоне кризиса, да не про отдельную личность, а с «экстраполяцией»… на время, на страну, на весь мир. И опять не угадали! Ни девственности, ни лишения, ни экстраполяции… Внешне все выглядит как невинная дипломная выставка бобруйского декоративно-прикладного художественного училища.

Результат спада

Тогда, может быть, это какая-нибудь новая художественная группировка типа «художницы-домохозяйки», «экспатки-передвижницы», выступающая за возврат к традиционному языку визуального искусства, назад (или вперед) к картине, к изображению, к мимезису и образу! Что-то ведь должно объединять участниц выставки, не так ли? Иначе, зачем они совместно показывают свои работы? К тому же в пресс-релизе выставки прямо говорится: «Группа художниц из разных стран мира нашла поэтическое применение результатам экономического спада».

Увы нам, искушенным читателям пресс-релизов, мы-то с вами отлично знаем, что за пресс-релизы к стенке не ставят, а пишут их и читают в основном скудные разумом журналисты.

И, тем не менее, попробуем рассудить здраво: «результат экономического спада» – суть, в данном случае, уволенная с работы художница-экспатка, которая за неимением альтернативы пишет холсты на продажу, что является в свою очередь примером «поэтического применения».

Распродажа изделий

Такая интерпретация объясняет смысл и антикризисный пафос развешивания по стенам бессвязных картинок разных размеров и сомнительного качества и расставления по залу скульптурных объектиков – не слишком маленьких, но и не слишком больших — того самого размера, который удобно иметь в приличном доме или в фойе какой-нибудь стоматологической клиники.

Смысл таков: быстрая распродажа изделий декоративно-прикладного искусства. Ликвидация. Помещение для этого нашли удобное, теплое, в центре Москвы. Раньше здесь проходили выставки дизайнера Старка и открывался молодежный проект московского биеннале. Быстренько нашлепали пресс-релиз про кризис, придумали название – чтобы выглядело «как настоящая выставка». Ну и вперед – за неделю можно и не такое распродать. Главное, правильно назначить цену.

Прайс-лист на участниц выставки выглядит вполне адекватно по салонным меркам. За квадратный метр живописи холст-масло просят примерно три тысячи долларов. Акрил вполовину дешевле, скульптура чуть подороже. Графику можно сторговать баксов за триста. Если заинтересовались, не откладывайте покупку – «Аварийный люк 7» закроется в конце недели.

Распродажа проходит по адресу: улица Неглинная, дом 14

Михаил Косолапов

23.01.2009

Infox.ru