Вулкан в голове (удивительный остров Санторини)
Представьте себе дивное солнечное утро. Мир улыбается вам, ласковый ветерок приятно холодит чело. Ледащая птаха в терновнике перед крыльцом заливается о своем несложном счастье. Вы натягиваете шаровары из грубой домотканой холстины, завтракаете черствой пресной лепешкой, запивая ее козьим молоком из глиняной крынки. Впереди обычный день, заполненный будничными трудами. Первым делом нужно вывести из стойла подержанного осла, задать ему корма и нагрузить пустыми амфорами. Что-то он нервничает сегодня, или показалось? Ехать далеко, к подножью скал, где после ночного лова рыбаки продают свою добычу. Их плетеные корзины со снулой рыбой и поблекшими от жары морскими гадами прячутся в тени разноцветных глазастых шаланд, сохнущих на черном песке. А по дороге надо проверить оливковую рощу – урожай в этом году обильный — значит скупщик масла (лживый критянин, понаехали тут!) попытается сбить цену.
Да, совсем забыл сказать, вы живете на небольшом, 10-15 километров в диаметре, цивилизованном острове с весьма высокими по меркам своего времени стандартами потребления и развитой материальной культурой, с двухэтажными небоскребами, украшенными изящными фресками, с мощеными дорогами, удобными гимнасиями и небольшими, радующими сердце святилищами.
Однако, если бы вам удалось заглянуть в морские глубины, вероятно, вы были бы разочарованы и встревожены тем фактом, что ваше место жительства представляет собой вознесшуюся над поверхностью воды коническую вершину гигантского действующего вулкана. О чем можно было бы догадаться по частым подземным толчкам, если бы вы по привычке не списывали их на издержки работы подземной кузницы Гефеста.
День, поначалу похожий на все остальные, как черепки ваших амфор, которые выкопают археологи из-под многометрового слоя пепла через три с половиной тысячи лет, окончится незапланированным образом. Именно сегодня произойдет самое страшное в истории человечества извержение вулкана (на вершине которого вас угораздило жить); если бы вы знали об этом заранее, то, разумеется, отменили бы все намеченные встречи и, может быть, даже попытались бежать с обреченного острова.
Кстати, совершенно напрасно, потому что 250-метровая волна (которая образовалась после того, как центральная часть острова обрушилась внутрь жерла вулкана, исторгающего потоки лавы, раскаленный пепел и ядовитую серу) наверняка настигла бы вас везде. То, что вместе с вами она смыла минойскую цивилизацию со всеми ее величественными дворцами, могущественными царями, многолюдными цветущими городами и бесчисленными кораблями, бороздящими средиземноморские воды, боюсь, показалось бы вам слабым утешением…
Ужасно, должно быть, жить на маленьком острове Санторини, который в наши дни серпом охватывает бездонную кальдеру, образовавшуюся во время чудовищного извержения. Тем не менее, 8000 островитян смиренно живут на склонах вулкана. И даже построили на зловещих, черно-красных двухсотметровых скалах повисшие над морской бездной игрушечные города, издали напоминающие белую известковую плесень, обметавшую человеконенавистнические утесы…
Говорят, на острове больше 450 храмов. Не уверен, что возводить храмы – самый надежный способ снимать стресс или страховать свою жизнь, недвижимое имущество и землю под ногами, но постоянная борьба со стихией и жизнь на вулкане кого хочешь сделают религиозным. Тем более, что вулкан время от времени напоминает о себе.
Есть у санторинцев особое слово — «дистихамэ» (δυστυχάμε), означающее не просто страдание, а бескрайнее и всеобъемлющее постоянство отчаяния. В этом слове сконцентрировано специфическое ощущение бесконечной бренности бытия человека, родина которого – вулкан, а на сто морских миль вокруг никого.
Вроде бы нам, жителям среднерусской равнины, неведомы такие ощущения. Для нас и полутораметровый провал на Садовом кольце – вселенская катастрофа. Ан нет! У нас свой собственный вулкан, только иного свойства. Извержение духа, так сказать, загадочной русской души. И тоже на сто верст никого кругом, только степь да степь. И слово у нас есть для национальной тоски – «хандра». Только русская «хандра» – дитя бескрайних равнин. «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва», — вот, что такое русская хандра.
И не сравнится с ней ни английский «spleen» (его нам не дано ощутить, «русский джентльмен» — явный оксюморон), ни немецкий «Weltschmerz» (этот плод «сумрачного германского гения» тоже слишком абстрактен и возвышен для нас).
Нет, наша бескрайняя, как русское поле, «хандра» парадоксальным образом сродни именно крохотной островной «дистихамэ». Мы, как санторинцы, способны жить практически везде. Но где бы мы ни обосновались (даже в центре Москвы, хотя трудно вообразить менее пригодное для жизни человека место) — везде мы будем чувствовать себя живущими на вулкане.
Михаил Косолапов
(колонка «Напоследок», «Деловые Люди» 2006)
Tags: long read, mikhail kosolapov, text, михаил косолапов
