«Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера!»
Тарас Бульба.
Сколько лет украинскому флоту? Да кто его знает. Это как посмотреть. С одной стороны он появился в 1992 году, когда российское и украинское правительство подписали основные бумажки, по которым полагалось делить флотское имущество, военные базы, заводы, аэродромы, корабли и судьбы людей. С другой стороны, – и здесь нужно учитывать, что все последние годы поиск национальной идеи идет на неожиданно ощутившей бремя независимости Украине драматичнее, чем у нас — если считать флотом казачьи струги, то вроде бы выходит, украинский черноморский флот лет на пятьсот старше российского. Я бы, со своей стороны, предложил вести отсчет от того корыта, на котором предки древних славян умудрились впервые переправиться через Днепр. Если хорошенько поискать, то где-нибудь в районе Запорожья обязательно отыщется выдолбленный из цельного древесного ствола дедушка украинского флота. И тогда его история может удлиниться на десять-пятнадцать тысяч лет.
Как бы там ни было, до последнего времени российский ВМФ и украинские ВМС, базирующиеся в Севастополе, праздновали День военно-морского флота совместно в последнее воскресенье июля. Но в 2006 году украинское правительство решило отойти от этой неподобающей для свободной и независимой державы практики и назначило днем украинского флота первое воскресенье июля. Что, лично для меня, оказалось чрезвычайно удобно, поскольку в официальной программе празднования значилась «Казачья регата» крейсерских яхт, а капитан одной из них любезно согласился подбросить меня морем из Херсона в Севастополь. Поэтому, в знак благодарности украинским властям, я готов добавить пятьсот лет к любому официально признанному возрасту украинских ВМС.
Засланный казачок
Суть казачьей регаты состоит в том, что яхты из Запорожья, Днепропетровска, Херсона, Николаева, Одессы и вообще все желающие идут в Севастополь и там, в бухте, устраивают торжественное шествие по случаю военно-морского парада. В лучшие годы, говорят, собиралось по нескольку десятков крейсеров. Должно быть, эффектное зрелище.
В этот раз все было гораздо скромнее. Рано утром во вторник три яхты и один моторный катер вышли из Херсонского яхт-клуба и направились вниз по течению Днепра, чтобы принять участие в грядущем торжестве украинского оружия.
Удивителен город Херсон – несостоявшаяся южная столица России. Его невеликая трехсотлетняя история связана с именами Потемкина, Ушакова и Суворова. Здесь когда-то строились первые боевые галеры будущего черноморского флота Российской Империи. Устье Днепра в этих местах ветвится на множество рукавов и проток. Малороссийская сухая степь причудливо переплетается с водами великой реки, образуя острова с заросшими камышом внутренними озерами и живописными каналами (как их здесь называют – ереками). В мелководных лиманах можно стоять по шею в теплой, как парное молоко, воде, почти не различая далеких берегов с песчаными пляжами и потайными затонами. Вот где раздолье беглым холопам и лихим людишкам — сиречь казакам! Ощущаю на себе, как под плеск воды степенный Днепр-батюшка по-хохляцки неторопливо и обстоятельно перерабатывает «москаля» в казака.
Фарватер проходит по Ольховому Днепру. Речной теплоход «Павло Тычина» сердито гудит в нашу сторону и ползет в протоку на Голую Пристань. Какие названия – «Голая Пристань», «Ольховый Днепр», «Потемкинский остров»! Ветер лениво полощет паруса, под ногами мерно стрекочет дизель, снятый с какого-то списанного траулера и по крупицам восстановленный капитаном яхты. Все на судне сделано его руками. GPS и электронный компас куплены у какого-то боцмана-пропойцы с греческого сухогруза и подключены к аккумулятору буквально за неделю до нашей встречи, как рассказывает капитан Петя. По его классификации: всякий владелец яхты — либо миллионер, либо маньяк. Капитан Петя – маньяк. В смутные девяностые он всеми правдами и неправдами выкупил у местного лесничества рыболовецкий баркас по цене дров – на вес, а после несколько лет кропотливо строил свою мечту прямо перед собственным домом, нервируя завистливых соседей.
Капитан Петя такой же казак, как и я, разве что «державну мову» не только понимает, но и «разумеет». К регате он примкнул, подобно прочим участникам, по вполне практическим соображениям. Во-первых, толпой через море идти веселее. Во-вторых, пограничники — а выход в нейтральные воды в пограничной зоне требует специального оформления – быстро, без лишних проволочек и обычной мзды выправили сопроводительные бумаги участникам военно-патриотического шоу. Ну, а, в-третьих, все равно яхты на лето уходят в Балаклаву катать туристов.
Казачий адмирал
В Очакове капитанам предстоит встреча с «погранцами» и казачьим адмиралом «Иванычем» – влиятельным среди яхтсменов человеком, который уже не первый год пропагандирует свою казачью регату. Нам дают разрешение отдать швартовы у бетонной стенки в искусственной пристани, среди гниющих баржей, полузатопленных понтонов и плавучей строительной техники. Гнетущий пейзаж развалин позднесоветской стройки века.
После того как днепровская вода пошла по каналу в Крым, уровень реки упал, и соленая морская вода хлынула в лиманы. Чтобы перекрыть ей доступ в устье Днепра, решено было строить гигантскую дамбу от Очакова до Кинбурнской косы. Одну масштабную глупость предполагалось затмить другой, не менее величественной. К счастью, проект трансформации природы остался незавершенным, иначе украинское причерноморье постигла бы экологическая катастрофа.
От «проекта века» остались изрезанный карьерами высокий берег лимана, залежи гниющей техники и скрытые на полметра под водой монументальные сваи. Из-за них в районе Очакова даже сравнительно маломерные суда строго придерживаются фарватера. За день до нас, на одной из свай затонула шикарная моторная яхта из Одессы. Самодельные капитаны казачьей регаты долго и с чувством обсуждают беспечного коллегу, который умудрился на ровном месте утопить полтора миллиона баксов.
Организатор регаты – казачий адмирал Иваныч — оказался бодрым капитаном второго ранга в отставке. На беспросветно украинском языке он объявил, что другие участники прибудут сразу в Севастополь или не прибудут вообще, и ждать никого не будем.
Когда-то адмиралу довелось служить механиком на первом советском атомном ракетоносце. После выхода на пенсию кадровый советский офицер-подводник украинского происхождения поселился в Запорожье, где и обнаружил в себе казака. С этих пор всю свою энергию он посвятил патриотическому воспитанию аполитичных украинских яхтсменов, по мере сил с переменным успехом обращая их в собственную «казачью» веру. Ее основные догматы таковы: участие в казачьей регате и свободное владение «державной мовой», что в малороссийском быту встречается пока не часто. Говорят здесь на мягком русско-украинском «суржике», иначе говоря, на «жлобском диалекте».
Я общаюсь с адмиралом Иванычем по-русски, с выраженным «ма-а-асковским» акцентом. Мне можно, я – «москаль». После нескольких рюмок коньяка и серии наводящих вопросов Иваныч, забыв «державну мову», на чистейшем русском языке рассказывает про разновидности советских атомоходов и сказочный город Северо-Двинск. Чем глубже казачий адмирал погружается в воспоминания, тем острее он переживает упадок и раздел флота. «Ты себе представить не можешь, — говорит он с такой обидой и горечью, что я сразу же представляю себе чувства моряка. – Они сняли с кораблей все. Абсолютно все. Механику, электрику, все, что можно снять – сняли, что нельзя — испоганили. Провода выворотили. Я когда принимал эти корабли – плакал. Ну, как так можно поступать со своим кораблем?! Ни одной целой вещи, шлюпкам днища пробили!»
Я искренне сочувствую моряку. С другой стороны, мне ведомо, как молодая, «самостийная» Украина, заполучив боевые корабли, тут же продавала их на металлолом со всеми потрохами. «Хапнуть» под шумок боевой корабль (нехай буде!) и содержать его (бильше не треба!) – совсем не одно и то же (так ото ж! а вже ж). Впрочем, Россия поступала ничуть не лучше. Что тут скажешь адмиралу Иванычу? Он не любит политику, он любит корабли.
Выходим в море в три утра, огибаем Кинбурн (где молодой Суворов, командуя малым гарнизоном, опрокинул в море многочисленный турецкий десант), и от Тендеровской косы (куда выбросился мятежный броненосец «Потемкин») берем курс на мыс Тарханкут – западную оконечность Крыма.
Казачий адмирал идет впереди на железной яхте «Кайман», переделанной из рыболовецкого траулера. Мы на деревянной «Екатерине» следуем за ним в кильватере, за нами – слепленная из стекловолокна и эпоксидки «Гаруда». Ее капитан, по слухам, контрабандист и авантюрист (а теперь еще и казак, как и все мы) похож на Федора Конюхова: клочная борода, несуразная панамка, обветренная рожа и безумный блеск в глазах. Четвертый участник казачьей регаты – моторный катер – уходит вдоль берега в Железный порт. Его дизель хватает воздух и глохнет уже на малой волне в Днепро-Бугском лимане. На такой посудине в море выходить рискованно. Таким образом, окончательно оформившаяся казачья регата посвященная дню украинских военно-морских сил в составе трех самодельных крейсерских яхт – железной, деревянной и пластмассовой — вышла в открытое море.
База украинского флота
И, как выяснилось, нарушила тем самым закон, согласно которому яхты не имеют права покидать двенадцатимильную прибрежную зону без предварительного уведомления. Последствия не заставили себя ждать. В Стрелецкой бухте, которая была назначена местом временного пребывания регаты в Севастополе, яхтенных капитанов задержали и мгновенно отдали под скорый, неправедный суд, грозивший им штрафстоянкой и лишением водительских прав.
Тут-то и пригодился национально-патриотический статус регаты и многочисленные загадочные связи казачьего адмирала. Пока пограничные службы перепирались с капитанами, адмирал Иваныч взял командование на себя, «сел» на телефон и, обратившись к печатному и непечатному украинскому языку, несколько часов на повышенных тонах разговаривал со всевозможным начальством: от атамана крымского казачьего войска до командующего украинскими ВМС (уж не знаю кто из них влиятельнее). Скоро капитанов освободили, документы вернули, и, более того, к трем херсонским яхтам, пришвартовавшимся к военному буксиру, добавилась ялтинская посудина, капитан которой был согласен принять участие хоть в погромах, если это поможет оформить разрешение на извоз туристов.
База украинского флота, на которой мы оказались, отличается от очаковских руин разве что меньшим количеством затонувшей техники. Плавучее поселение, редкие обитатели которого – пенсионеры в драных тельняшках и юнцы-призывники – с утра до вечера под музыку радио «Шансон» лениво скоблят облупленные тральщики, буксиры и плавучие госпитали, прикрепленные намертво (не иначе как во избежание самопроизвольного утопления) кормой к пирсу.
Каждый день в девять утра у них построение: хрипатые динамики изображают горн, и на его звук из недр ржавых посудин вылезают, щурясь на яркое солнце, мятые гоблины. Капитан Петя, человек строгих морских традиций и дисциплины, неодобрительно наблюдает за перекличкой и последующим поднятием выгоревшего, едва различимо желто-голубого флага. «Разве это военный флот? Это инвалидная команда, – заявляет он. – Вот у нас, на БПК (большой противолодочный корабль) «Отважный» все было иначе. Каждый знал морской устав назубок. Все работало как часы. Вот это был флот».
БПК «Отважный» в 1974 году взорвался и затонул в море неподалеку от Севастополя. Капитан Петя чудом спасся. Во многом благодаря исключительному знанию морского устава.
Завод в Балаклаве
Балаклава в прошлом один из самых засекреченных и труднодоступных районов Севастополя. Все из-за того, что после второй мировой войны там построили подземный завод для ремонта дизельных подводных лодок. А других здесь и не было. Кроме завода, в толще скалы выкопали хранилище ядерных боеголовок, запрещенных в акватории Черного моря. Наши боеголовки хранились в Балаклаве в каморке площадью метров 50-60. Американские пылились неподалеку в Турции. Такое положение вещей устраивало всех. Кроме, наверное, жителей Балаклавы, которые по месту своего рождения оказались заложниками большой политики.
Завод закрылся в начале девяностых, а два года назад его объявили музеем. Осталось внести его в список Юнеско как памятник архитектуры эпохи холодной войны. Ровно в 10 часов утра, с группой туристов заходим в тоннель, ведущий вглубь скалы. Лет сорок назад Джеймс Бонд отдал бы все, чтобы одним глазком взглянуть на эти коридоры и бетонные стены. Изгиб 600-метровой штольни насквозь протыкает подножье горы. Подводные лодки заходили со стороны Балаклавской бухты и, пройдя весь туннель, выбирались наружу с противоположной стороны.
Чудо инженерной мысли напоминает полузатопленный метрополитен, тем более, копали его метростроевцы. Я брожу по невзрачным тоннелям, лишенным всякого изящества и отделки, и слушаю рассказ экскурсовода о том, как в середине девяностых (здесь, на Украине, мне почему-то очень многое напоминает о «девяностых») завод разворовали мародеры. «Кто-кто разворовал?» — пытаюсь уточнить подробности. «Да мы с вами!» – огорошивает меня неожиданным ответом экскурсовод. Ну, не знаю! Я точно ничего не брал.
В очередной раз убеждаюсь в том, что военные, чьими бы они там не были, равно далеки и от прекрасного, и от возвышенного. Их удел – бескрылая функциональность и убогая неприметность. Это надо же так исковеркать одно из красивейших в мире мест!
Мы выходим на свет из холодного, сырого подземелья. Уютная Балаклавская бухта, очистившаяся волею печальных обстоятельств перемены времен от смердящих подводных лодок и ядерных зарядов, расстилается передо мной. Домишки сбегают к ляпис-лазурному зеркалу воды по выгоревшим от солнца склонам. На вершине горы над бухтой — руины генуэзской крепости. Вдоль набережной – парад яхт всех мастей и рангов. Вот куда стремятся капитаны казачьей регаты! И это правильно. Место яхтам здесь, а не в отстойнике ржавеющих военных кораблей.
В дальнем конце Балаклавской бухты еще остались украинские сторожевики. Что они здесь делают? От кого они охраняют рыбные ресторанчики на набережной? Гнать, гнать беспощадно военных из этого дивного уголка. Пусть убираются прочь вместе со своими подземными заводами, подводными лодками, ядерными боеголовками, патрулями, шпионами и «режимом секретности». И русские, и украинские – любые — все до единого! Нечего им здесь делать. Пусть татары готовят на набережной жирный плов, а в ресторане по вечерам поют Макаревич, Верка Сердючка и певица Руслана (судя по афишам звезды эстрады уже освоили эти места), пусть наливные украинские молодухи сверкают загорелыми лядвиями. Пусть, наконец, разноцветные яхты, доверху набитые туристами, мирно скользят водной глади. А перед входом в бухту со стороны моря пусть огромными буквами напишут: «Территория навсегда свободная от военных!»
Репетиция парада
За два дня до начала торжеств весь способный самостоятельно держаться на поверхности воды украинский флот выстроился на севастопольском внутреннем рейде. Флагман ВМС фрегат «Гетьман Сагайдачный» (по российской классификации – пограничный сторожевой корабль), большой десантный корабль (БДК) «Константин Ольшанский» и тральщик «Чернигов» (за две недели до парада его отодрали от пирса и замазали серо-стальной краской видимую ржавчину) смогли добраться до бухты своим ходом. Щегольски черно-голубой корвет «Луцк» (малый противолодочный корабль) притащили на буксире. Тем и ограничились. Единственная украинская подводная лодка «Запорожье» вроде бы уже пошла на металлолом. Остальные боевые корабли в ожидании продажи или утилизации ветшают у стенок севастопольских причалов.
Судя по всему военный флот нужен Украине исключительно для представительких целей. Его главная боевая задача просто быть. Быть подтверждением украинского величия и видимым доказательством существования государства. Военный флот — это традиции и история страны. И чем больше проблем с исторической идентификацией и самобытной культурой у суррогатного государства, тем ярче должны сверкать его боевые корабли, тем грознее должны вращаться их орудийные башни, тем громче должны отдавать приказы адмиралы…
Казачья регата усиленная крейсерами севастопольского яхт-клуба нарезает широкие круги напротив Графской пристани, между «Константином Ольшанским», на палубе которого выстроились моряки в белой парадной форме, и точно таким же российским БДК, полосатые матросы на котором с любопытством наблюдают за репетицией украинского парада. Все-таки боевой корабль – это красиво! В глубине бухты виднеется флагман российского флота ракетный крейсер «Москва» (в прошлом «Слава»). Он почему-то выкрашен в голубой цвет. Может быть, у спонсоров не было серой краски?
С борта «гетьмана», украшенного разноцветными флажками, раз за разом раздается молодецкий рев – экипаж отрабатывает торжественное приветствие. На Графской пристани ритмично скачут девицы переодетые в матросов. Диктор громовым голосом зачитывает по-украински текст о свершившихся и грядущих победах национальных ВМС. Мужской хор поет украинские народные морские песни. Перед памятником украинскому адмиралу Нахимову маршируют украинские офицеры: здесь будет парад, вручение именных морских кортиков и концерт украинских звезд эстрады. Ожидается ВИА ГРА и президент Ющенко. Надо же чем-то привлекать скептически настроенных горожан!
На следующий день я покинул город славы русского, а теперь еще и украинского флота, не дождавшись самого праздника. Впрочем, говорят, генеральная репетиция почти не отличалась от парада, а президент Ющенко все равно не приехал, и не увидел, как яхты казачьей регаты во исполнение почетной национально-патриотической обязанности ходят кругами по севастопольской бухте…
Поезд медленно тащился вдоль бесконечных военных причалов. Я смотрел в окно на корабли, судоремонтные заводы, подводные лодки, плавучие доки, краны, какие-то укрепления, с давних пор окружающие город (вокруг Севастополя больше бетона, чем земли) и думал о нас. О казаках. Кто мы, откуда пришли и зачем? Нет ответа. Я открыл подаренную мне в дорогу повесть великого русского писателя Н.В.Гоголя (который знал Украину в основном по рассказам кормилицы) о судьбе русского казака Тараса Бульбы. Книга оказалась переведенной на «державну мову». В ней «размовлялось» о борьбе украинского казака Тараса Бульбы за украинскую «незалежность».
Михаил Косолапов
(«Деловые люди» 2006, колонка «Напоследок»)