Зимой 2007 года в редакцию журнала «Крокодил» случайно попал документ, который свидетельствует о том, что в недрах российских телеканалов готовятся планы очередной бесчеловечной мультимедийной атаки на российских граждан. Циничные хозяева эфира хотят отобрать у многострадального русского народа его последнее убежище — смех. Мы публикуем расшифровку тайного брейн-сторминга, который состоялся в одном из закрытых коттеджных поселков рядом с секретным подмосковным шоссе. Участие в нем приняли ведущие сотрудники глубоко законспирированного продюсерского центра: легендарный медиа-стратег Александр Медведев и печально известный креативный продюсер Михаил Косолапов. И хотя помехи мешают разобрать, кому именно из заговорщиков принадлежат те или иные реплики, само содержание разговора недвусмысленно свидетельствует о том, в какие бездны порока и бездуховности собираются нас погрузить подпольные телевизионные кукловоды.
«- …Э-э-э, кажется, мы хотим сделать передачу национального масштаба. Значит, мы должны разобрать, разложить… наконец, беспощадно препарировать самую суть русского смеха, отжать из него все смешное до капли. Смех для русского человека жизненно важен. Народ считает, что он продлевает жизнь. Почему у нас люди не доживают до шестидесяти? Мало смеются, не смешно им жить. Все вот эти задорновы-петросяны-шендеровичи-комедиклабы уже никого толком не радуют. Здорового национального смеха нет! Нация рыдает, хиреет и, как следствие, мрет, задыхаясь от неистового болезненного гогота. Потерял актуальность тот суровый, мощный, приводящий в трепет иноземцев государственный русский смех. Так что в общем-то передача у нас будет о здоровье. Национальный проект «Со смеху подохнешь».
— Главное — понять, где и над чем смеется наш зритель. Дома смеется? На кухне, в спальне, в гостиной смеется. Кухонный смех – попахивает фрондой, оппозиционностью.Так же как все эти пагубные хихиканья по углам перед компьютерными мониторами. Ну, со спальней все понятно. Гостиная – вот где мы их будем ловить. Когда они всей семьей, опрятные и причесанные сидят на диванах и пялятся в экран в надежде получить заряд позитива.
— Еще на улице народ смеется, когда кто-нибудь упал и сломал ногу или машина врезалась в столб, или два больших пассажира автобуса или вагона метро бьют одного маленького. А вот в коридоре или туалете никто не смеется. Чего там смешного. Хотя процесс дефекации сам по себе довольно забавен и имеет глубокую смеховую традицию. И мы можем ее использовать. Вот, например, вызвали какого-нибудь министра в Думу для отчета, а он со страху обделался прямо на трибуне. Все лежат! Это лучше чем извинения перед народом и депутатами. Такого засратого министра даже и выгонять-то никто не будет. Пусть дальше работает, только штаны сменит и зад подотрет. Я веду к тому, что нужно больше политики в юмористическом шоу. Политика – вот корень смеха в душе русского человека… Мутко намутил, Путин запутался, Зурабова зарубили, Гундяев гундит. Вот над чем сейчас смеется нация у себя на кухне. А что именно здесь смешно?
— Фамилии смешные. Мы любим смеяться над фамилиями, особенно если они кончаются на «О». Как, например, у хохлов, которые все на «О»: Ющенко, Тимошенко, Литвиненко… у них вообще не страна – а сплошной цирк, даже называется смешно. Хотя эта тема проработана сейчас детально. Так что тут коммерческого прорыва не намечатеся.
— Кроме того, сама буква «О» смешна для нас. Она похожа на хохочущую пасть, на вагину, готовую к употреблению, на анус, тоже готовый – ну, короче на все, что нас забавляет. Вот у англичан или французов тоже есть буква «О», но им не смешно. Потому что у них произносится по-другому – «о-у». Как-то ни то ни се. Вот и смеяться не над чем.
— Если мы обратимся к истории, то увидим, что русский смех всегда был под запретом, как не вполне легитимное занятие. Как говорил русский царь своему боярину: пошто, пес смердячий, зубы скалишь? Смех – холопий удел. Барин уехал, холопы по углам забавляются. Неспроста православная церковь вообще смех не поощряет. Вера – дело серьезное, как известно. Хотя сами попы, конечно, в своих этих балахонах и с дымящимися баночками на цепочке – очень смешные. Но не даром же народ говорит: смех и грех. То есть получается нет одного без другого. Надо в юмористическую программу ввести элементы исповедальности, религиозного экстаза и одновременно порнографии. Шутейная оргия на амвоне. Превращение в вино менструальной крови, или крови девственниц. Должны быть рискованные аттракционы. Ну, чтобы смех и грех, чтобы нация, поржав, содрогнулась от собственной нечестивости. С этой точки зрения абсолютно понятно, почему, скажем, Толстой и Достоевский, хоть и великие писатели, но не «наше все». Потому что не смешные, а только страшные. А вот у Пушкина «и страшно, и смешно».
— Страх, как и грех, постоянно сопутствует русскому смеху. Вот берем советскую историю. В принципе все наши вожди были юмористами. Сталин переселял шутя народы, Хрущов бил ботинком по трибуне ООН. Брежнев смеха ради с Афганистаном воевал. Горбачев отколол вообще номер – «перестройка» — вся страна на ушах ходила. Но в основе их юмора все-таки было не действие, а речь, диалект. Все они говорили с акцентом. Вот и было смешно, хотя и страшно одновременно. И чем меньше становилось страха и больше смеха, тем слабее делалось государство. Гулаг – страшно. Гласность – смешно. Раскулачивание – трагикомедия. Приватизация – трагифарс.
— Значит, нам, чтобы сделать сильную рейтинговую программу нужен страх? Скажем, устраиваем конкурс на лучшую шутку. Кто проиграл – тут же в студии отрубаем голову, а тело как курица чтобы бегало, разбрызгивая кровь. Представь себе «Поле Чудес». Не угадал букву – на дыбу. Угадал – этого, как его там, Шендеровича, нет, Якубовича — на ножи, и кровь пустить прямо на эту их дурацкую карусель. Прикинь, репортаж, прямое включение: — Михаил, что у вас? — Александр, мы находимся в телевизионной студии «Останкино». Только что, вы еще можете видеть кровавые следы на полу, обрубок Якубовича уполз на локтях под игровой стол. Бригаде экзекьюторов «Поля Чудес» пока не удается выковырять его оттуда баграми, чтобы, наконец, вспороть ему жирное брюхо и вложить туда подарок от гостей из Грозного, полкило в тротиловом эквиваленте. И дальше по сюжету.
— А за лучшую шутку можно даже выдвигать кандидатом в президенты. Это поднимет рейтинг программы, придаст ей злободневности. Сейчас все будут гнать волну, а мы ее оседлаем. Юмориста – в президенты! Прикольно. Был же какой-то губернатор из юмористов. Уморили юмориста. О! – каламбур – запиши-ка, пригодится.
— Очень кстати для нас выборы президента. «Выборы – это прикольно», — хорошая молодежная стратегия. Шоу «Смеющиеся вместе» — духоподъемно. Короче, надо подогнать юмористическую программу под политическую необходимость, связаться с Кремлем, предложить в юмористическом, так сказать, ключе подать народное волеизявление, остроумно обыграть в эфире предвыборные тезисы, персонажей вывести со случайным сходством. Наш зритель любит смелую, соленую остроту. Поэтому глава русского государства должен владеть шуткой. Вот, скажи, у Ельцина был юмор?
— Ясное дело, иначе бы мы не протащили его в 96-ом. Вспомни, у него вообще прикол на приколе. Нажрался и шлепнулся с моста – это что? Это называется гэг. В целом юмор Ельцина был больше физиологического свойства. Он все время падал куда-то, пропадал, постоянно оказывался в нелепых ситуациях, мычал что-то нечленораздельное, танцевал как медведь, давал кому-то по лбу, кому-то пинка, опаздывал, терял чемоданчик, делал рокировочки – сплошная комедия положений. Просто и ясно. Людям нравится. В общем работал в стиле Чарли Чаплина. Бла-бла, Чарли-Чарли – смешной чудак.
— Тогда выходит Путин – комик типа Бастора Китона. Никаких улыбок, что бы не произошло. Если он улыбнется – мороз по коже. Это значит точно что-то случилось: нефть кончилась, крысы пожрали стабилизационный фонд или террористы захватили в заложники дивизию им. Дзержинского в полном составе вместе с боевой техникой. Чего бы не случилось — он всегда серьезен даже в самых абсурдных ситуциях. Это юмор высшего пилотажа. Что с лодкой? Лодка утонула. И все тут же обоссались. Да и начал он свое президентство с хохмы: замочим в сортире. И продолжает. Жжот, сцуко!
— Так и надо. Очевидно, это и обеспечило его политическое долголетие. Так что в преемнике тоже должны угадываться черты великих комиков. Если преемник будет в очках – значит Гарольд Ллойд. У нас есть кто-нибудь запасной в очках, кроме Грефа и Ходорковского? Хотя пока все указывает на то, что скорее вытанцовываются братья Маркс. Сколько их там было – трое? Короче, нужен еще один, тогда будет триумвират. Вот Медведев там есть какой-то другой. Этот… серьезный до колик мужик-человек, Сечин.
— А дианетик бывший, Кириенко тоже в очках – он забавный и президента любит. И надо на всякий случай попросить подготовить полный список всех потенциальных Марксов. Кстати, о евреях. В программе обязательно должно быть что-то на эту тему. Наш народ это любит, а с учетом современных реалий забавный еврей – это те самые смех и грех. Антисемитизм – в крови русского человека, и мы должны не стыдливо замалчивать этот факт, а эффективно его использовать.
— Но тут нужен какой-то оригинальный подход, не традиционный. Скажем, устроим промоакцию с масштабной рекламной поддержкой какого-нибудь пивного брэнда: собери двенадцать колен израилевых и отправь нам по почте, бла-бла-бла… Приз – бесплатная поездка, скажем, в Дамаск или Тегеран.
— Кстати, тут нужен бонус – за два потерявшихся колена к промо-туру добавляем Рамаллу.
— Так теперь давай про финансирование…»
Михаил Косолапов
Александр Медведев
(журнал «Крокодил», 2007)